Потом он пристроился рядом с ней в постели, и не так уж это все было здорово. Веселье куда-то испарилось, с тем же успехом это мог бы быть какой-нибудь лох – она лежала, думая даже не о Майкле, а о том, что он сейчас все записывает. Включит потом ее, Мону, когда ему захочется. И вообще, сколько у него уже было таких, как она?

Вот так она рядом с ним и лежала, после всего, слушая, как он посапывает во сне, пока магик не стал закручивать плотные маленькие круги на дне черепа, раз за разом выщелкивая на экран век одну и ту же последовательность бессвязных картинок: пластиковый пакет, в котором она хранила свои вещи во Флориде, сверху перевязанный проволокой, чтобы не заползли жуки; старик сидит у фанерного стола, чистит мясницким ножом картофелину, нож сточен до огрызка размером с ее большой палец; кливлендская забегаловка, где подавали криль, павильон построен в форме свернувшейся креветки, а выгнутая спина из металлических листов и разрисованного розовым и оранжевым прозрачного пластика служит крышей; проповедник, которого она видела, когда шла за новой одеждой, он и его бледный, расплывчатый Иисус. Всякий раз, когда наступал черед проповедника, Иисус все собирался что-то сказать, но так и не заговорил. Черт, теперь это кино никак не остановишь, разве что встать и попытаться занять мысли чем-то еще. Ладно, выбралась из постели, постояла в сером свете от слухового окна, глядя на Майкла. Вознесение. Вознесение грядет.

Мона вышла в комнату, натянула платье; замерзла. Она присела на серебристую кушетку. Красное затемнение превращало серый заоконный свет в розовый – это снаружи начинало светать. Интересно, сколько может стоить такая квартирка?

Теперь, не видя его, Мона с трудом вспоминала, как вообще выглядит Майкл. Ну, ему-то не составит труда ее запомнить. Но одна только мысль о стиме оставила у нее привкус чего-то такого… как будто ее ударили или обидели, а может, просто попользовались. Она почти жалела, что не осталась в отеле постимить Энджи.

Серо-розовый свет заполнял комнату, ложился пятнами, цепенел, застывал в углах. Что-то в нем напомнило о Ланетте и разговорах о передозе. Иногда от передоза кончаются на чужих хатах, и потом проще всего выбросить тело из окна так, чтобы копы не сообразили, откуда именно оно выпало.

Но она ведь не собиралась об этом думать, так что Мона встала, порылась в холодильнике и кухонных шкафах. В морозилке лежал мешок кофейных зерен, но на магике от кофе начинает трясти. Еще там было полно целлофановых пакетиков с японскими этикетками, что-то замороженное или обезвоженное. Она нашла пакетики чая и сорвала печать с одной из бутылок воды в холодильнике. Налила немного воды в кастрюльку. С плитой пришлось повозиться, прежде чем удалось ее зажечь. Электроконфорки оказались белыми кругами на черном фоне столешницы. Ставишь кастрюлю в центр круга и касаешься красной точки, нарисованной рядом. Когда вода закипела, она бросила в кастрюлю пакетик чая и сняла ее с конфорки.