Когда Алан заканчивает безупречно структурированный облет Удивительного Мира Псевдослучайности, Лоуренс спрашивает:

— Как насчет дзета-функции?

— Даже не рассматривал ее, — отвечает Алан.

У Лоуренса отвисает челюсть. Его полупрозрачное отражение в стекле наложено на крутящуюся пластинку; Уотерхауз видит на своем лице тень досады. Должно быть что-то вопиюще неслучайное в дзета-функции, если Алан с ходу ее отбросил. Но Лоуренс ничего такого не видел. Он знает, что Алан умнее, однако не привык отставать безнадежно.

— Почему… почему нет? — мямлит он.

— Из-за Руди! — гремит Алан. — Мы с тобой и с Руди работали в Принстоне над этой чертовой машиной! Руди знает, что мы можем ее построить! Дзета-функция — первое, что пришло бы ему в голову.

— А. — Лоуренс вздыхает. — Но по всем остальным параметрам она могла бы подойти.

— Могла бы, — осторожно отвечает Алан. — Не проверял. Ты ведь не думаешь ее использовать?

Лоуренс рассказывает про счёты. Несмотря на шум и треск, ясно, что Алан ошарашен. Наступает пауза, пока техники на двух концах провода возятся с граммофонами. Когда связь восстанавливается, голос Алана по-прежнему звучит взволнованно.

— Давай расскажу кое-что еще, — говорит Лоуренс.

— Расскажи.

— Ты знаешь, что у японцев уйма шифров и мы до сих пор взломали не все.

— Да.

— Есть невзломанный шифр, который Центральное бюро зовет «Аретузой». Используется исключительно редко. Перехвачено всего тридцать с чем-то сообщений.

— Корпоративный код? — спрашивает Алан. Догадка правдоподобная: до войны каждая крупная японская компания имела свой шифр. Огромные усилия были потрачены на то, чтобы выкрасть кодовые книги или как-нибудь еще расколоть шифр, например, «Мицубиси».

— Мы не можем определить, кто их посылает и кому, — говорит Лоуренс. — Судя по данным пеленгации, большая часть сообщений отправлена с подводных лодок. Может быть, с одной, идущей из Европы в Юго-Восточную Азию. Кроме того, радиограммы посылались из Швеции, Лондона, Буэнос-Айреса и Манилы.

— Буэнос-Айреса? Швеции?

— Да. И поэтому, Алан, я заинтересовался «Аретузой».

— Ясно.