— Да, но ты же солгала о своей ноге после встречи… ой! — Меня прервал пинок пластиковой ступнёй под голень, но слишком поздно: брови её матери уже поползли вверх.

— А что там насчёт твоих ног? — ласково спросила она, внимательно глядя на дочку.

— Ничего страшного. Просто я… ээ… немногопобылавинвалидномкресле, — использовала спортсменка свою старую уловку со скоростным вываливанием информации на человека. Но та, похоже, в очередной раз дала осечку.

Мать Эми быстро расшифровала последнюю пробормоченную фразу — подозреваю, у неё был обширный опыт в такого рода вещах — и на её лице появилось обеспокоенное выражение.

— Так вот почему он избегал отвечать на мои звонки… О, Эми, я знаю, как ты ненавидишь быть в инвалидной коляске. Неудивительно, что в последнее время ты в таком настроении! — воскликнула она.

— Да, если можно так сказать, на своих ногах она гораздо счастливее, — подтвердил я, размышляя о том, кто же это посмел игнорировать звонки Ибарадзаки-сан. Уж не фельдшер ли?

— Ну конечно! Сразу после аварии она провела немало времени в инвалидной коляске.

— Протезы она получила не сразу? — удивился я.

— Нет, сперва ей нужно было закончить лечение, прежде, чем они начали терапию для адаптации к такого рода вещам. Главным образом потому, что она хотела на них бегать, — объяснила Мейко-сан.

— Я не знал.

— Ага, полный отстой. Кстати, а ты видела на фестивале фреску Рин? — вмешалась бегунья.

Столь неожиданная смена темы заставила меня запоздало осознать, что Эми нервничала на протяжении всего того времени, что мы с её матерью беседовали.

Я должен был заметить, как она настораживается, когда речь заходит об аварии. Даже когда говорит с матерью.

— Нет, на фестиваль я так и не попала, забыла? Хотя одним глазком я видела её, когда у тебя были соревнования. По-моему, выглядит довольно странно, — задумалась Ибарадзаки-сан.

— Думаю, это более-менее то, чего она добивалась. Рин много говорила о том, что фреска получается похожей на сон. Или что она пытается сделать её такой, — ответила Эми.

— Картины Рин — одна из тех вещей, которые, кажется, я никогда не смогу понять.

— Это неудивительно. Не думаю, что Рин стремится быть понятой. Однажды она рассказала мне, что искусство позволяет людям понять то, что иначе понять не удаётся, но всё же она не уверена, что так и есть.

Меня удивило, что Эми обсуждала это с Рин настолько всесторонне, что теперь даже имеет по этому поводу в точности такую точку зрения, что и она. Хотя я был уверен, что Рин, окажись она в подобной ситуации, не смогла бы перенять мнения Эми. Если, конечно, Эми намеренно не держала меня в полном неведении относительно всего; что вполне возможно, хотя эта мысль мне и неприятна.