Шейперы тоже не обходили Республику своим вниманием и своим арсеналом соблазнов. Несколько лет назад Линдсей с Константином прошли у них курс обучения, и именно это сделало друзей первыми в своем поколении. Молодежь, не в силах смириться с принесением в жертву механистским выгодам своих законных прав, встала на сторону шейперов.

Социальная напряженность достигла той стадии, когда взрыв может вызвать самая крохотная искра.

Предметом спора была сама жизнь. Аргументом же в этом споре служила смерть.

Запыхавшийся дядюшка тронул свой пульт-браслет, уменьшая частоту сердцебиения.

— Постарайся обойтись без этих выходок, — сказал он. — Нас ждут, и воздержись там, в Музее, от риторики. Ничего, кроме заранее согласованного.

Линдсей поднял взгляд. Птицеподобный самолет в стремительном пике несся вниз.

— Не-е-е-ет!!!

Отшвырнув книгу, он побежал.

Аппарат рухнул в траву близ открытого амфитеатра с каменными скамьями. Крылья его, конвульсивно дрожа, возвышались над грудой обломков.

— Ве-е-ера!!!

Когда он вытащил ее из путаницы стоек и растяжек, она еще дышала, но была без сознания. Изо рта и носа шла кровь. Ребра явно были сломаны. Рванув ворот ее костюма, Линдсей сильно поранил руку проволокой — костюм, по моде презервационистов, имитировал старинный космический скафандр. Его гофрированные рукава были смяты и залиты кровью.

Облачко белых крохотных мотыльков поднялось над травой. Они суетились в воздухе, словно притягиваемые запахом крови.

Смахнув с Вериного лица мотылька, Линдсей прижался губами к ее губам. Пульсирующая жилка на шее замерла. Все. Конец.

— Вера, любимая моя, — прошептал он. — Ты все-таки…

Обхватив голову руками, он рухнул в траву. Боль утраты смешалась в нем с восхищением силой ее духа.

Вера решилась на то, о чем они часто беседовали — в Музее, ночами, в постели, после воровской близости. Самоубийство как средство борьбы. Последнее средство выражения протеста.

Черная бездна распахнулась перед внутренним взором Линдсея. Путь к свободе… Но неожиданно в душе взметнулась бурная волна любви к жизни.

— Что ж, любовь моя… Сейчас, подожди немного…

Он поднялся на колени. К нему, побелев лицом, уже спешил дядюшка.

— Этот твой поступок… Отвратительно! — выкрикнул старик.