Ребел прижала к себе Максвелла, как большую бесполую плюшевую игрушку.
Перед ней вставали смутные очертания, грозящие слиться в огромный вытянутый череп. Ребел и раньше, ребенком, видела лицо смерти. В первый раз выйдя в самостоятельный полет в вакуумном скафандре, она натолкнулась на лазерный кабель и сожгла половину скафандра. Визор почернел, дыхательное устройство сломалось. Она плыла в одиночестве, ничего не видя, задыхаясь и с трудом ловя воздух ртом, и вдруг поняла, что умирает. В этот ужасный миг перед ней возникло лицо, искаженное и белое словно мел, с пустыми глазницами, маленькими темными ноздрями и черным зияющим ртом. Ребел откинула назад голову, и лицо нависло над ней, но тут ее резко остановил сотрудник Транспортной инспекции, впрыснувший воздух под оболочку ее скафандра. Лицо оказалось ее собственным отражением, подсвеченным единственной уцелевшей в шлеме лампочкой.
Максвелл нежно просунул руку между ногами Ребел и раздвинул их. И уже был готов войти. Расстроенная и рассеянная, она почти позволила ему это сделать. Было очень легко пойти по пути наименьшего сопротивления. Но ее личность вдруг возмутилась, и Ребел оттолкнула Максвелла от себя. Она не даст воспользоваться своей слабостью.
– Пошел вон, приятель! Кто тебе разрешил?
Максвелл смутился:
– Но…
– Ты что, меня не слышал? Я же сказала, что ничего такого не хочу.
Когда Ребел стала его ругать. Максвелл подался назад, полуприсел, приняв бойцовскую стойку, выпрямился и снова полуприсел. Он сжимал и разжимал кулаки. Лицо дергалось: запрограммированные эмоции приходили в противоречие друг с другом.
– Ты что, машина? Тебе мало заниматься сексом, когда я согласна?
Максвелл неуклюже поднял кулак, целясь Ребел в лицо. Она с пренебрежением отшвырнула его руку и попыталась дать ему кулаком в живот. Он отскочил назад, висящая на поясе нитка бус рассыпалась, жемчужины разлетелись по сторонам, стуча, словно градины, по жестяным стенам.
– А ну мотай отсюда на хрен!
Максвелл дрожал, забившись в угол.
– Но это мой дом, – невнятно пробормотал он.
Ребел долго смотрела на него гневным, презрительным взглядом. Потом рассмеялась, с грубым добродушием протянула руку и взъерошила его волосы:
– От тебя же ровно никакой пользы.
– Как сказать, это смотря что тебе надо, – мрачно уставясь в сторону, сказал Максвелл.
Но напряжение прошло. Он стал собирать все еще прыгавшие по комнате жемчужины, ловя их в воздухе одной рукой и складывая в другую.
– То есть я могу драться так же хорошо, как трахаться, но нужны чистые сигналы. Ведь очень трудно… Эй, что это?