Пальцы коснулись прохладной поверхности монитора, надавили на строки, словно выдавливая послание, стирая рассуждения о Традиции из цифрового настоящего. А перед глазами калейдоскопом пробегают виденные когда-то картины: миллион человек возле храма Иисуса Лоа в Новом Орлеане — трансляция с рождественской мессы, тысячи людей, вышедшие на общую молитву в Ланданабаде, — перекрытые улицы, расстеленные коврики, согнутые колени и уходящие в землю лбы.
— Религия дает власть над душами, — хрипло прошептал Сорок Два. — А Эпоха Цифры — это общество свободных.
«Ключевое слово — власть, — задумчиво произнес некто, сидящий внутри Сорок Два. — Разве не ее ты добиваешься?»
Тихие стоны. Обрывистые. Нежные. Возбуждающие.
Растворились в убежавших минутах.
Оставили на память лишь теплое утомление.
— Хорошо… — прошептала Пума.
Она вытянулась на кровати, уткнулась лицом в подушку и тихонько сопела, улыбаясь с закрытыми глазами.
Довольный собой Сорок Два провел рукой по спине девушки, подался вперед, дотянулся до бокала, стоявшего на прикроватной тумбочке, и жадно сделал несколько глотков вина.
— Ты не с нами, — грустно заметила Красная, прижавшись к спине мужчины.
Она слишком хорошо его знала.
Не отвечая, Сорок Два допил вино и вернул бокал.
— Красная, заткнись… Не порти момент… — попросила Ева.
И кашлянула.
— Думаешь о них? — не отставала Роза.
— Помню о них, — уточнил Сорок Два и скривился. — Помню их лица…
Даже сейчас, после упоительного секса, он помнил. Не мог забыть.
Они смотрели, как доны, мать их, корлеоны! Сытые, самодовольные, «всего добившиеся», хотя на самом деле… Хотя на самом деле такие они и есть. Каждый из них и все сразу. Пока он искал путь, пока долбил стену, преградившую дорогу Эпохе Цифры, они прагматично «вписывались» в реальную жизнь. Он совершил невозможное — подарил людям новый мир. Не образ нового мира — это сделала Поэтесса, а мир. Настоящий Мир Цифры. Они же обрели силу и власть. Положение в обществе. Обеспечили себе настоящее. И высокие их слова о стремлении — всего лишь слова. Они не против сохранения системы. Они уже часть ее.
— Они забыли, для чего мы все затеяли, для чего начинали, почему согласились делать то, что теперь они называют бизнесом.