Учительница в класс не входила. Девочки полагали, что за ними следят, но проверить этого не могли. Когда они входили, на столе у каждой уже лежало по стопке книг, старых, в истертых кожаных переплетах. От них требовалось переписывать книги от руки и перед уходом аккуратно складывать листочки на стол мисс Страйкен. Как правило, это были расшифровки стенограмм заседаний палаты лордов, составленные в девятнадцатом веке.

В седьмую субботу Элизабет Финкель-Макгроу внезапно бросила ручку, захлопнула книгу и швырнула ее об стену.

Нелл и Фиона прыснули со смеху, однако Элизабет была настроена отнюдь не шутливо. Не успела книжка шмякнуться об пол, как Элизабет вскочила и с яростным сопением принялась пинать ее ногами. Книга безучастно сносила побои и тем еще больше разозлила Элизабет; она плюхнулась на колени и принялась горстями вырывать страницы.

Нелл и Фиона переглянулись, сразу помрачневшие. Пока Элизабет пинала книгу, им было смешно, сейчас сделалось страшно.

– Элизабет! Прекрати! – закричала Нелл.

Элизабет как будто не слышала. Нелл подбежала и обхватила ее сзади. Через мгновение подоспела Фиона и подняла книгу.

– К чертям! – орала Элизабет. – Плевала я на эти поганые книги и на Букварь тоже!

Дверь с треском распахнулась. Влетела мисс Страйкен, одним движением оттерла Нелл, схватила Элизабет за плечи и силой вытолкала в коридор.

Через несколько дней родители Элизабет увезли ее в продолжительный отпуск. Они перебирались из одного новоатлантического анклава в другой на личном дирижабле, сперва были в Северной Америке, затем остановились на несколько месяцев в Лондоне. За первую неделю Нелл получила от Элизабет одно письмо и Фиона два. После этого, сколько они ни писали, ответа не приходило. Имя Элизабет исчезло с доски дополнительных занятий.

Нелл и Фиона держались. Нелл достигла точки, когда могла целый день переписывать книги, не воспринимая ни единого слова. В первые месяцы она была напугана; она сама дивилась силе своего страха и постепенно осознала, что Власть, даже когда не прибегает к физическому насилию, не менее страшна, чем все ужасы ее детства. После случая с Элизабет на многие месяцы воцарилась смертельная скука, которая сменилась яростью, пока из разговоров с Мальвиной и Уточкой Нелл не узнала, что злоба подтачивает ее изнутри. Усилием воли она вернулась к скуке.

Бесила бессмысленная, глупейшая трата времени. За те часы, что она переписывала старые книги, можно было столько узнать из Букваря! Да что там из Букваря, она с радостью ходила бы на дополнительные занятия по любому другому предмету. Мучила иррациональность.