2

На двери в купе Хана висел непонятно откуда взявшийся календарь с котятами, который закрывал знакомую царапину. Несколько секунд Андрей не мог понять, в чем дело, потом огляделся по сторонам, убедился, что не ошибся дверью, и постучал. Никто не ответил.

Андрей открыл дверь. В купе был неправдоподобный беспорядок – такой, какой возникает только при похоронах, родах и переездах. На диване Хана сидела пожилая полная женщина со следами былого безобразия на отечном лице – возраст уже благополучно эвакуировал ее из зоны действия эстетических характеристик. На полу перед ней стояло несколько чемоданов и накрытая платком корзина, источавшая густой запах колбасы. С верхней полки торчала крошечная детская ножка, обтянутая белым носком, которая чуть качалась в такт вагону.

– Здравствуйте, – сказал Андрей.

– День добрый, – ответила женщина, поднимая ничего не выражающие глаза.

– А где Хан?

– Таких тут не живет.

– Он что, переехал?

– Не знаю, – сказала она, – может, переехал, а может, умер. Мы не знаем. Мы очередники. Нас на площадь вселили. Вы у проводника спросите, он знает.

– А вещи? – спросил Андрей. – Вещи остались?

– Никаких вещей тут не было, – оживляясь, сказала женщина, – что это вы придумываете? Какие такие вещи?

– Да нет, – сказал Андрей, – вы не подумайте, что я с претензиями. Я спрашиваю просто.

– Пустой диван, – сказала женщина, – полка тоже пустая. Я чужого в жизни не возьму.

– Понятно. – сказал Андрей, повернулся и толкнул дверь вбок.

– А вы не Андрей? – спросила вдруг женщина.

– Андрей. А что?

– Тут письмо какое-то лежало. Написано – Андрею, а какому, непонятно. И от кого, непонятно. Может, это вам?

– Мне, – сказал Андрей, – давайте.

– Где-то оно здесь было, – забормотала женщина, шаря среди вываленного на стол белья. – Разбирать теперь все это полгода. Жизнь страшная стала. В коридоре лавка, а сил нет. Ага, нашла. Вот оно. А точно вам? У вас билет ваш есть с собой?

– А я безбилетник, – развязно пошутил Андрей.