Светлый фон

«Говорил быстро, – пишет о Ленине Крупская. – Стенографисты плохо записывали… Конструкция фраз у него трудная. В сборнике „Леф“ есть статья, в которой авторы, разбирая структуру речи Ильича, приходят к выводу, что конструкция речи (фраз) латинская… Речь простая была, не вычурная и не театральная, не было ни „естественной искусственности“, „певучая“ типа французской речи (как у Луначарского, например), не было и сухости, деревянности, монотонности типа английской – русская речь посредине между этими крайностями. И она была у Ильича такая – посредине типичная русская речь. Она была эмоционально насыщена, но не театральна, не надуманна; естественно эмоциональна. Модулирования не были штампованно однообразны и стереотипны… Слова и фразы подбирал свободно, не испытывая затруднений. Правда, он всегда очень тщательно готовился к выступлениям, но, готовясь, он готовил не фразы, а план речи, обдумывал содержание, мысли обдумывал»[211].

Что же касается длины фраз, то в стенограммах его речей можно найти предложения по сто и более слов…

В чем же дело?

Выступая перед массовой аудиторией, Ленин не ставил перед собой задачу поразить слушателей блеском своей эрудиции или остроумия (хотя в стенограммах его выступлений постоянно встречается ремарка – «общий смех в зале»). Он не старался вызвать у слушателей и бурный, чисто эмоциональный взрыв.

Революционное просвещение и убеждение масс – вот цель, которую он ставил перед собой, выходя к аудитории. К каждой мысли, к каждому выводу он подводил аудиторию силой своих аргументов. Он как бы думал вслух и заставлял слушателей думать вместе с ним. И каждая его мысль становилась собственной мыслью его слушателей.

«Ленин не хочет ослепить, увлечь, – пишет Клара Цеткин, – он хочет только убедить. Он убеждает и этим увлекает. Не при помощи звонких, красивых слов, которые пьянят, а при помощи прозрачной мысли, которая постигает без самообмана мир общественных явлений в их действительности и с беспощадной правдой „вскрывает то, что есть“»[212].

«Ленин не хочет ослепить, увлечь, – пишет Клара Цеткин, – он хочет только убедить. Он убеждает и этим увлекает. Не при помощи звонких, красивых слов, которые пьянят, а при помощи прозрачной мысли, которая постигает без самообмана мир общественных явлений в их действительности и с беспощадной правдой „вскрывает то, что есть“»[212].

«Он анализировал, делал выводы и постоянно ссылался на хладнокровное взвешивание всех обстоятельств, а еще больше на здравый человеческий смысл»,

«Он анализировал, делал выводы и постоянно ссылался на хладнокровное взвешивание всех обстоятельств, а еще больше на здравый человеческий смысл»,