Ира отдыхала на ступеньках эскалатора, ее неподвижное молчаливое лицо выдавало изнеможенность, недовольство, пофигизм, снобизм, одним словом, невероятно обширную гамму эмоций. В какой-то степени я ее понимал — Торонтовское метро под влиянием аномалии стало одним из самых опасных мест. Сохранив исходную архитектуру и планировку, атрибуты оформления, по непостижимой причине, перемешались с постсоветской эстетикой. «Человек славен трудом!» красовалась кириллическая надпись у входа на эскалатор, обескураживающая и вызывающая необъяснимую гордость за родину одновременно.

— Если бы не пустой желудок, я, ей богу, блеванула бы, — наконец-то девушка разразилась «глубокомысленным» комментарием.

Я пребывал в схожем состоянии. Леденящий душу ужас стал для меня наркотиком. Только «трансформированные», как мы их называем, отступили, мы тут же бросились в метро, другое беспощадное пекло, наполненное проворными и вечно голодными ртами. Хоррорман? Сурвайвалфил? Есть ли у этой зависимости научный термин? Честно, мне уже было плевать на поиски дневников Маркуса. В моей картине мира, они уже не решали ровным счетом ничего. Однако Ира думала иначе.

— Я повидала так много жести за эти дни, — продолжила она, — что, кажется, перестаю воспринимать себя как человеческое существо. Я странная? Да, я странная. Я схожу с ума, — резюмировала Ира.

— Бытие определяет сознание.

— Именно, — едва слышно промямлила спутница.

Когда ты живешь в человеческом обществе, тебя окружают люди. Ты считаешь себя человеком, ведешь себя, свойственным человеку образом, думаешь, как человек. Когда тебя 24/7 окружают бесформенные гниющие куски ожившей плоти, норовящие выдрать твой желчный пузырь, как это было намедни с желчесосом, невольно задаешься вопросом: это норма, тогда, получается, я сам ненормален?

В дымной мгле начали проглядываться знакомые очертания — мы спустились быстрее, чем ожидалось. Мраморный пол, осыпающийся пожелтевший кафель на стенах, приглушенный свет рекламных щитов, бруталистские колонны, внушительного размера коричневые пятна неясного происхождения, собравшие на себе целые своры мух. Давящее чувство изоляции, затхлый воздух и акустика, разносящая причудливые звуки по тоннелю. «Мои внутренности в твоем гамбургере. Это норма» — гласит социальная реклама на мерцающем щите с милым улыбающемся розовым поросенком, у которого перемолота задняя часть туловища. Веганы обезумели, сможешь ли ты совладать с ними?

Эскалатор кончился, наш дуэт синхронно шагнул на якобы устойчивую поверхность. Что насторожило и удивило одновременно — полное отсутствие аномалов на старте, раньше пусть один, но встречался. Я задержал дыхание, вслушиваясь в окружение — что-то не так. Слишком часто я здесь бывал, чтобы не заметить настолько осязаемые изменения. Менялось все: рекламные надписи, количество этажей в зданиях, содержание продуктов питания. Ира не ела уже несколько дней. А вы будете есть, зная, что вожделенный шоколадный батончик прямо во рту способен трансформироваться в зловонную каловую массу, перемешанную с опарышами и гноем? И это в лучшем случае. В худшем — «ожившая» еда могла запросто разорвать незадачливого едока изнутри.