— Маки! — крикнул он, указывая влево, где из-за угла высыпалась очередная орда Ньянговцев. Высыпалась, напоролась на пулемётный огонь и откатилась обратно, оставив на полу несколько изломанных фигур. Меня охватило невиданное воодушевление. Я не верил, что пройду и половину пути, а теперь вот она — наша цель. Ещё чуть-чуть — и всё закончится. Хотя бы на сегодня.

— В атаку! — заорал я и бросился вперёд. Эрвин, подобравший чей-то пистолет, с таким же криком бежал следом.

Сердце причиняло невыносимую боль, но остановиться я уже не мог.

Видимо, тут собрался весь этот чёртов «Фронт Освобождения». Чёрные фигуры валились на нас с Эрвином со всех сторон, разве что с потолка не прыгали. Углы чередовались с коридорами, дверями и перекрёстками. Гранаты закончились, пулемётный ствол тускло алел в темноте и разбрасывал по сторонам ускоренные комочки металла, выкачивая энергию из моего тела, Эрвин скользил невидимой тенью, навязывал рукопашную схватку, рычал, рубил и упивался кровью, а под потолком носилась вездесущая «муха», помечающая цели.

Мне четыре раза попали в пулемёт, трижды — в бронежилет, прострелили бедро и голень и почти прострелили плечо, но мы всё равно рвались вперёд, отвоёвывая буквально каждый шаг.

Натиск противника казался невыносимым, и я уже был готов дрогнуть, когда «Фронт Освобождения» от постоянных контратак перешёл к отступлению. Однако выяснилось, что преследовать противника — не проще, чем прорываться: мои силы были на исходе, индикатор энергии багровел на самом дне стилизованной батарейки, а сердце превратилось в раскалённый чугунный шар, пытавшийся прожечь путь наружу.

«Это конец», — понял я.

Даже если мы сейчас победим и отключим Юнгера, я этого не переживу. Слишком много ран, слишком мало сил. Эх, где же мой оптимизм?.. В молодости я махнул бы на всё рукой и взбодрил себя какой-нибудь дурацкой фразой типа: «То, что не убивает, делает нас сильней, так представь, каким сильным ты станешь после всего этого дерьма!», но сейчас внутри меня были только пепел и осознание того, что всё не так просто. То, что не убивает нас — меняет нас, уродует, изматывает, ослабляет, калечит и оставляет глубокие незаживающие раны. То, что не убивает нас, никогда не проходит бесследно и застревает где-то глубоко внутри, как бы ни хотелось всё забыть и жить дальше.

С большим запозданием включилось красное аварийное освещение, и чёрные фигуры Ньянговцев бросились в последнюю атаку. Но не одного меня измотала схватка: сквозь пелену боли и смертельной усталости я заметил, что у негров не было прежней точности в движениях и слаженности. Ни тактики, ни прикрытия, ни перебежек — они просто попёрли на нас в лоб.