Я припарковался на краю площадки перед зданием управления — так, чтобы Киршин не мог нас увидеть раньше времени.

— Блефуешь? — спросил Святов.

— Есть немного.

— Опять только теория?

— Да. Теперь вся надежда на тебя, Коля. Сделай так, чтобы они подняли всех, кто есть. Убеди его. Надеюсь на твои навыки настоящего мента. Я на связи. Удачи!

Святов с кряхтеньем вышел из машины. Прежде чем он успел захлопнуть дверцу, я напомнил:

— В шесть двадцать на вокзале. Не опаздывай!

Ну что ж, финита ля комедиа. Еще немного, и я сам впаду в летаргический сон, как мой брат перед отправкой в воинскую часть. Чем ближе стрелки часов подползали к отметке «19:05», тем сильнее стучало мое сердце. Две недели жизни в раю — пусть и не таком идеальном, каким он казался вначале — две недели жизни под ярким солнцем, на котором вдруг обнаружились пятна… Эти две недели истекли. Боюсь, дома я очень долго буду страдать «безалкогольным похмельем», у меня точно обострится постпраздничный синдром, когда против возвращения к обычной жизни будет протестовать буквально каждая клеточка тела. Время, конечно, вылечит, но…

По дороге в пельменную я позвонил Ане. От волнения дрожали руки. Я по-прежнему не знал, какие слова подобрать, но и молчать больше не было сил.

— Да, Сереж, привет.

— Здравствуй, Ань. Не отвлекаю?

— Нет, я иду домой из магазина. У тебя все в порядке?

— Почему ты спрашиваешь?

— Голос какой-то грустный.

— Ну, как тебе сказать… По телефону не могу, глаза твои видеть надо.

— В чем же проблемы, милый? — усмехнулась она.

— Ни в чем. Ты сможешь быть сегодня в шесть-двадцать на вокзале?

Аня вздохнула. Она все поняла.

— Вот ты о чем… Хорошо, я подъеду.