Они перешли в спальню с двуспальной кроватью и двумя ночными столиками по бокам. Кровать была аккуратно застелена. Однако на полу всюду валялись разбросанные вещи, а дверцы шкафа стояли раскрытые, словно после торопливых сборов. Томас подошел и заглянул в первый шкаф.
– Кроме Хауссера, кто-нибудь еще зарегистрирован по этому адресу?
– Нет. А что? – спросил Курц.
Томас посторонился, чтобы Курц и Луиза могли взглянуть на содержимое платяного шкафа. На вешалках висели платья, кофты, юбки и шелковые блузы. На нижней полке стояла обувь на высоком каблуке.
– Судя по всему, Хауссер тут жил не один.
Курц сглотнул:
– Может быть, Рената все-таки не погибла в ту ночь, ее привезли сюда и держали тут все эти годы?
Томас кивнул:
– Скоро узнаем, остается ли она по-прежнему жертвой или нет.
– Вы думаете, что они могли совершать преступления вдвоем?
Из прихожей их позвал командир отряда, и они сразу же вышли к нему на зов.
– Господин комиссар! Вам бы лучше самому осмотреть подвал, – сказал он Курцу, бросая тревожный взгляд в темный проем, за которым уходила вниз лестница.
* * *
Находившиеся в подвале полицейские с зажженными лампочками на шлемах освещали низкое помещение еще и полицейскими фонариками. Как везде в доме, здесь тоже стоял сильный запах бензина. Вдоль одной стены тянулись архивные шкафы. Томас подошел, открыл первый шкаф и вынул с полки пожелтевшие папки:
– Похоже, Хауссер, уходя из штаб-квартиры Штази, унес с собой половину служебного архива.
Курц тоже снял с полок несколько папок и стал просматривать. Судя по всему, они содержали дела отделения «Зет» и представляли собой улику против Хауссера. Теперь уже невозможно было сказать, забрал ли он эти дела, пытаясь скрыть свои преступления, или его побудило к этому ностальгическое чувство. Но Алекс уж точно будет страшно рад, когда эти документы вернутся в архив.
Посередине помещения стоял длинный рабочий стол, на котором в беспорядке лежали папки с документами, видеокассеты и фотографии. Курц достал свой фонарик и посветил на стол. Его заинтересовали лежавшие сверху фотографии – это были снимки мужчин среднего возраста, явно сделанные без ведома запечатленных на них людей.
– Узнаете на них кого-нибудь? – спросил Томас.
Курц кивнул:
– На них заснято несколько моих утопленников.