— А как же кобылка твоя гнедая? Продаешь ее мне аль нет? — задал резонный вопрос Семен.

— Почитай, что уже купил, — твердо посмотрел на него Комаров. — Нешто два красных командира обчего языка меж собой не отыщут? Ведь для меня главное что? — Он поднял полусогнутый указательный палец вверх. — Чтобы в хорошие руки ладушку мою определить.

— Так ты сколь за нее просишь-то? — стал проявлять нетерпение Семен, которому хотелось поскорее уладить дела, отметить покупку, угоститься, коли приглашают, и отправиться домой со столь выгодным приобретением.

— А сколь дашь, столь и ладно будет, — отмахнулся Василий Иванович. — Я с фронтовиков деньгу не деру, не то что иные прочие. Ну что, пошли?

— Куда? — не понял Семен.

— Да ко мне, — просто ответил Комаров. — Я тут недалече живу, на улице Шаболовке. Дом у меня собственный. Купил за сущие гроши. Повезло! Люди из НКВД помогли, когда я после фронта в транспортном отделе Центрэвака служил… под началом самого товарища Александра Владимировича Эйдука. — Он посмотрел на Семена, ожидая, что сказанное произведет на него впечатление, но тот только сморгнул: что такое Центрэвак и кто такой товарищ Эйдук, он явно не ведал. Деревенщина, одним словом! — Ну, это Центральное управление по эвакуации беженцев и пленных Наркомата внутренних дел. А товарищ Эйдук Александр Владимирович — видный чекист и председатель Центрэвака… Да ты не тушуйся, — после недолгой паузы произнес Комаров, видя, что последние его слова произвели на Семена впечатление. — Теперь, после закрытия Центрэвака, я на вольных хлебах. Извозом занимаюсь. И в НКВД более не служу…

— Да я и не тушуюсь, — не очень уверенно проговорил Семен и спросил: — А пошто ты, Василий, кобылу-то свою продаешь, коли говоришь, что извозом занимаешься?

— Так я не столь давно жеребца-трехлетку приобрел, — как-то суетно и быстро ответил Комаров. — А две лошади мне без нужды: пахать-сеять мне-ить не надобно. Так что, идем ко мне-то?

— Ну, идем, — согласился Семен.

Идти и правда было недалеко. Выйдя на Шаболовку и уже подходя к дому, Комаров как-то механически и словно заученно, как какой-нибудь школьный стих, произнес:

— Кобылка моя владимирская, чистых кровей. И пашпорт на это имеется, не сумлевайся, все чин по чину. А сделки ноне надобно по закону свершать, дабы власть не раздражать и особливо не беспокоить господ-товарищей милицейских. И чтобы у тебя бумага была на покупку, а у меня, стало быть, на продажу. Иначе поведешь купленную кобылку по городу, а к тебе р-раз, и милицейский с вопросом: «А где ты, братец, кобылу взял?» — «Купил», — скажешь ты. «А документ, ну там, или купчую предъявите-ка! И пашпорт на нее где?» — потребует он. А никакого документа на кобылу у тебя, брат ты мой, и нету. Запросто ведь могут подумать, что лошадь твоя ворованная, стало быть, ты — самый натуральный конокрад. Ну и заберут тебя в кутузку без всяких разговоров, а лошадь отберут. И поди потом доказывай, что она тобою честно и за деньги приобретенная. Таков тутошний порядок, брат. Столица расейская, сам понимать должон.