— И все же: с кем у вас…

— Мэтью меня не похвалит, если я вам скажу. Ступайте домой, Робин. Завтра увидимся.

На этот раз она ушла, хоть и с неохотой. Страйк дождался, чтобы хлопнула дверь, ведущая на Денмарк-стрит, повторно закатал брючину, отстегнул протез и осмотрел распухшее колено и конец культи, воспаленный, в кровоподтеках. Он бы предпочел точно знать характер повреждений, но обращаться к специалисту сегодня не оставалось времени.

Он немного пожалел, что не отправил Робин купить ему чего-нибудь поесть. Неуклюже прыгая на одной ноге и придерживаясь по очереди за стол, за шкаф и за подлокотник дивана, он кое-как соорудил себе чашку чая. Сел на стул секретарши и стал пить обжигающую жидкость, заедая диетическим печеньем и не сводя глаз с фото Джонаса Агьемена. От боли в ноге парацетамол помогал мало.

Дожевав печенье, Страйк проверил мобильный. Множество пропущенных звонков от Робин и два — от Джона Бристоу.

Из трех человек, которые могли сегодня вечером нагрянуть к нему в офис, первым, по расчетам Страйка, должен был примчаться Джон Бристоу. Если Скотленд-Ярд хотел получить конкретные доказательства убийства, предоставить их (сам того не зная) мог только Бристоу. Если же его опередит Тони Лэндри или Элисон Крессуэлл, придется… тут Страйк позволил себе немного вздремнуть в пустом офисе, и последним выражением, которое всплыло у него в голове, было: «В ногах правды нет».

Ни в шесть часов, ни в половине седьмого с улицы никто не позвонил. Страйк смазал низ культи мазью и надел протез, скривившись от острой боли, затем, кряхтя, похромал к себе в кабинет, рухнул в кресло у стола и сдался: отстегнул крепления протеза и положил голову на руки, чтобы дать отдых глазам.

2

2

Шаги на железной лестнице. Страйк распрямился как пружина, не зная, сколько проспал — пять минут или пятьдесят. Кто-то стучался в стеклянную дверь.

— Входите, открыто! — крикнул он и проверил, закрывает ли штанина брюк отстегнутый протез.

К немалому облегчению Страйка, в офис вошел Джон Бристоу. Тот был взволнован и моргал за толстыми линзами очков.

— Приветствую, Джон. Заходите, располагайтесь.

Но Бристоу направился прямиком к нему, багровый от злости, как в первый день их знакомства, когда Страйк отказался взяться за его дело, и вцепился в спинку кресла.

— Тебе было сказано, — его худощавое лицо то бледнело, то вновь наливалось кровью, — тебе было ясно сказано не соваться к моей матери без меня! — Он тыкал пальцем в сторону Страйка.

— Я помню, Джон, но…

— Она подавлена сверх всякой меры. Не знаю, что ты ей наплел, но она позвонила мне и не смогла говорить: ее душили слезы и рыдания!