– Да, а еще он должен был позвонить в Москву и справиться там о Казарине…

И вот сейчас как раз можно было рассказать Крымову о своем подозрении и добавить к этому черному списку еще одну фамилию, но у Юли просто язык не повернулся. Она даже зубы стиснула, чтобы не открыть рот… А ведь она видела этого человека, видела…

Крымов еще раз спросил ее, можно ли ему остаться, но Юля отправила его домой. Оставаться с Крымовым в одной квартире на ночь означало наплевать на все свои принципы и подчиниться ему. Кроме того, она хотела не спеша раздеться, освободиться от грязных бинтов, принять душ, привести себя в порядок, спокойно, ни о чем не волнуясь, поужинать и хорошенько выспаться, приняв предварительно снотворное и болеутоляющее. И еще. Она ждала звонка. ОН должен был позвонить. После тяжелого, наполненного кошмарами дня ей почему-то захотелось снова оказаться во власти этого большого человека, чтобы он вдохнул в нее жизнь…

И она не ошиблась. Едва за окном стихли звуки отъезжающей машины, как послышался шорох шин… Она подошла к окну и совершенно не удивилась, увидев черную машину. ОН приехал. Сейчас он будет ее расспрашивать, что-то выяснять, притворится обиженным… Ведь она сбежала от него.

Сначала промурлыкал телефон. Павел Андреевич был воспитанным мужчиной и знал, что перед визитом лучше позвонить и предупредить, чем не быть допущенным к объекту желаний.

– Ты одна, моя ласточка?

Она облегченно вздохнула: он не сердился на нее. Он был спокоен и полон надежд.

– Вы же сами знаете… Вы видели машину Крымова…

– Видел и только поэтому приехал к тебе. Если бы ты, негодница, оставила его у себя на ночь, я бы тебе этого никогда не простил… – Он мягко шутил, вкладывая в каждое слово нежность и сдержанность. – Ты позволишь мне подняться к тебе?

– Конечно. Только при условии, что вы не будете задавать мне вопросы по поводу моего утреннего бегства.

– Не буду. Я рад, что ты раскаиваешься. Ведь ты раскаиваешься?

Она поняла, насколько ему важен ее положительный ответ, и сказала, что раскаивается.

– Я привез тебе хорошую мазь для твоей раны и готов сделать тебе перевязку.

– Это как раз то, что мне нужно…

– Тогда я поднимаюсь к тебе…

Ворох чувств, словно ворох прохладных осенних листьев, закружился, обдавая ее горько-пряным ароматом надежд и желаний. Ей хотелось тепла, и сейчас она его получит. Одиночество серой безмолвной птицей вылетит через форточку, уступив место если не любви, то хотя бы нежной дружбе или, быть может, страсти…

Ей было неловко от собственной непоследовательности, но она, поджидая Ломова, успокаивала себя мыслью, что ей простительны такого рода выходки уже хотя бы потому, что ей просто-напросто на хватает опыта в общении с мужчинами, да еще такими, как Павел Андреевич, который старше ее почти на сорок лет.