– Иван Анатольевич, все. Да нет, нормально, тихо, мирно, без жертв. Вот тут рядышком сидит. Мгм, даю, – он протянул Соне трубку.
Из-за рева мотора почти ничего не было слышно. Дима кричал, Зубов из трубки тоже кричал:
– Ну, ты в порядке? Соня, отзовись!
Соня пыталась ответить, но голос осип, она только кашляла и всхлипывала в трубку.
Катер мчался к пристани. Яхта исчезла в клочьях тумана, будто и не существовала вовсе.
Глава двадцать девятая
Глава двадцать девятая
– Я никуда не поеду, – сказал полковник Данилов.
– Не обращайте внимания. Он бредит, – доктор Потапенко приподнял Данилову веко, – он без сознания, потерял слишком много крови. Где носилки?
На вилле княгини Мелецкой, отданной под госпиталь, было пусто и тихо. Снизу, из бывшей столовой, доносились приглушенные голоса. Двое фельдшеров и чиновник из городской управы паковали последние документы, коробки с лекарствами. В офицерской палате, на втором этаже, несколько пустых голых коек были сдвинуты к стене. Кроме полковника Данилова в госпитале не осталось ни одного раненого. Полковник лежал у балконной двери, до горла перебинтованный и накрытый одеялом. Над его обритой головой болталась пустая банка капельницы. Кроме доктора возле полковника стояли пожилая дама в шляпе и короткой котиковой шубке и высокий темноволосый мальчик пятнадцати лет, в гимназической шинели.
– Эй, кто-нибудь! Где носилки? – крикнул доктор Потапенко во все горло.
– Ваше благородие, носилок больше нет, – ответил пожилой инвалид, заглянув в палату.
– Стой! Как нет?
Но инвалид уже скрылся.
– Ничего, на руках донесем, – сказал мальчик, – там внизу автомобиль.
– Я никуда не поеду, – повторил полковник и открыл глаза.
– А тебя, Павел, никто не спрашивает. – Потапенко взял его запястье. – У тебя опять лихорадка, пульс бешеный. Я с тобой трое суток возился не для того, чтобы большевики вздернули тебя завтра на ближайшем фонаре.
– Пусть вздернут. Мне все равно. Хотя бы умру, зная, что не сбежал, не бросил Таню, Мишу.