Князь не ожидал этого, стакан выскользнул на пол, водка разлилась по ковру.

— Если вы не прекратите, я встану и уйду, — быстро прошептал Федор князю на ухо.

За столом все молча смотрели на них. Только повара продолжали бесшумно летать, а старушка придвинула к себе вазочку с паюсной икрой и принялась поедать ее ложкой, иногда закусывая кусочками хлебного мякиша.

Князь еще минуту таращился на Федора, потом взял чистый стакан и наполнил его, но уже не из бутылки, а из графинчика, стоявшего возле его тарелки. Федор обратил внимание, что и себе князь наливал из графинчика.

— Пей! — громко, грозно приказал князь.

Стакан опять оказался у губ Федора.

— Не буду! — повторил Федор.

Он хотел подняться, но князь под столом наступил ему на ногу и прошептал:

— Это вода, дурак, понюхай.

Правда, в стакане была вода. Федор выпил. Князь тут же сунул ему в рот кусок копченой семги.

— Теперь все пьют и едят. Благословляю трапезу сию, — торжественно объявил князь.

Послушно застучали ножи и вилки, но никто так и не произнес ни слова. Князь встал, подошел к самовару, наложил в тарелку сладостей, вернулся к столу и поставил эту тарелку перед полной астматической дамой.

— Ты будешь кушать это.

— Учитель, мне нельзя сладкого, — робко произнесла дама.

— Из моих рук можно все. Кушай, не бойся.

— Да, учитель, — дама принялась ковырять вилкой кубик лукума.

Князь отечески потрепал ее по щеке, подошел к тощему маленькому мужчине и придвинул ему тарелку с селедкой.

— Учитель, мне нельзя соленого, у меня больные почки.

Следующей оказалась маленькая юная барышня с личиком грустного мопса. Перед ней князь поставил тарелку с ломтями сала и налил полный стакан вишневого ликеру.

Так он обошел всех, потчуя каждого тем, что этому человеку нельзя или чего он терпеть не может, придумывая тошнотворные сочетания вроде селедки с вареньем или лукума с икрой. Особенно нравилось ему поить крепким спиртным непьющих. Ученики говорили на разных языках, на русском, английском, французском и немецком. Он всех понимал и всем отвечал по русски. Они его тоже понимали и слушались беспрекословно.