Подмосковное имение Горки, январь 1924

— Все эти дни он чувствует себя чудесно. Вчера мы катались на санях. Знаете, можно отпраздновать маленький юбилей. Месяц без припадков, — возбужденно говорила Крупская, — идемте, я хочу, чтобы вы его посмотрели.

С тех пор как ЦК постановило «возложить на т. Сталина персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки», Михаил Владимирович и Федор приезжали в Горки редко, почти нелегально.

Ленина лечило сорок врачей. Немецким специалистам молодое советское государство платило гонорары по двадцать пять тысяч золотых червонцев каждому. Выплаты контролировал член Коллегии ОГПУ Глеб Иванович Бокий.

Врачи аккуратно фиксировали симптомы. Головные боли, онемение конечностей, судорожные припадки, паралич, потеря речи. Сначала официальным диагнозом объявили неврастению, связанную с переутомлением. Потом появилась формулировка «артериосклероз мозга». В общем, она была верна.

— Володя, смотри, кто пришел!

Ленин лежал в гостиной, за ширмой, на узкой койке у мертвого камина, над которым чернела крестообразная трещина лопнувшего зеркала.

— Вот, вот, наконец, батенька, где пропадали? — Ленин слабо сжал исхудавшими пальцами руку Михаила Владимировича.

Он мог говорить, двигаться.

— Сам встал сегодня, дошел до ванной комнаты, умылся, — похвасталась Крупская, — кофе выпил полчашки. А только что бульону, почти всю чашку.

— На санках вчера катались, морозище, ух! — гордо сообщал Ленин.

Речь восстановилась. Еще недавно он мог произносить лишь отдельные, бессвязные слова: «Вот вот», «съезд съезд», «Ллойд Джордж», «конференция» и неподвижно сидел в кресле. Надежда Константиновна учила его говорить, как младенца, часами вместе с ним повторяла слова, предложения, чтобы восстановить моторику пальцев, заставляла его плести корзины, сама плела и даже дарила кому-то.

Пока Михаил Владимирович осматривал вождя, Крупская стояла рядом, напряженно вглядываясь в лицо профессора. Она перестала доверять словам и пыталась читать по лицам.

— Пульс немного частит, — сказал Михаил Владимирович, — а в общем, все неплохо.

Вождь задремал. Крупская не отпустила профессора, повела к себе в комнату. Это была узкая келья, с походной койкой и письменным столом.

— Врачей, младшего персонала, охраны полон дом, — прошептала она и закрыла дверь, — он выкарабкается, я верю. Но всего этого ужаса могло не быть, если бы операцию делали вы. Он так просил вас, он предчувствовал. Именно после той операции, в апреле двадцать второго, ему стало хуже.