- Ты чего это?! Какая связь? - вскричал и я. - Что это все значит? При чем тут Фреди Крюгер?

Чингиз молчал и тем же наглым взглядом продолжал осматриваться.

- Говори, при чем тут Лютый и то, что я должен хотеть его смерти?

- А разве смерть товарищей детства не вызывает в тебе желания отомстить, - спросил он, презрительно усмехаясь.

- Так ты это имел в виду? Нет, тут что-то другое!.. - лихорадочно соображал я. - Что-то другое...

- Как же ты не понимаешь, - с расстановкой, медленно и все так же презрительно сказал Чингиз, - что Лютый и ты фактически один и тот же человек. Чтобы ни совершил Лютый, его вина может стать твоею из-за вашего сходства. Тебе этого мало? Ведь умный же человек, а в какую яму себя загнал! - в сердцах воскликнул он и отвернулся, но тут же, вновь повернувшись, продолжал с такой же исступленной ненавистью.

- Тем, что ты всегда отвергал даже факт его существования, ты его поступки принимал на себя. Ты не понимаешь, что значит жить в тени другого, когда - чтобы ты ни сделал! - все принадлежит другому, все автоматически приписывается другому. Сейчас Лютый уничтожает свидетелей своей второстепенности, но и тебе надо уничтожить Лютого, чтобы ненароком (да что там, вполне сознательно) он не уничтожил тебя. Тогда не будет ни свидетелей, ни второй половины, а будет один человек. А он ли, ты - это уж как судьба решит... А ты, кажется, болен. Осунулся весь, в зеркало вон посмотри, - кивнул он на стену, сплошь в зеркалах.

Я посмотрел: желто-лиловые разводы синяков, заклеенная бровь.

- Ну у тебя и рожа, как говорил Высоцкий Шарапову, - заметил Чингиз. Тебе отлежаться надо, а ты скачешь, куда не надо.

- Ловкача и Ленку Лещиху убили, - сказал я, отвернувшись, наконец, от созерцания своего изменившегося лика.

- Что?!! - взвился Чингиз. - Когда?

- А вот за последние два часа. Я к Ловкачу приехал, он уже остыл. А Лещиха у меня на руках умерла. Кстати, у Ловкача на зеркале было написано, что ещё трое остались. Теперь, после Ленки - двое.

- Как двое? - вскричал он.

- А так, ты да я. Я и ехал тебя предупредить, а ты тут цирк устраиваешь.

- Ах ты, подонок! - Чингиз с безумной ненавистью смотрел на меня.

- Ты это о ком? - спросил я. - О Лютом?

- О Лютом? О Лютом тоже. О Лютом и о тебе. Оба вы мерзавцы, оба одним миром мазаны.

- Оба? - переспросил я, и от его тона что-то вдруг стронулось у меня в мозгу, и меня затрясло противной дрожью. - Что ты мелешь? - вскричал я.

- А то, что глупо убивать, чтобы смыть с себя кровь. Будто можно кровью смыть кровь. А ты соучастник всему - если бы тогда, давно, не прятался от Лютого, не было бы и соперничества, не было бы и крови.