С нар вскочил юркий подросток и тут же спрятался за спину какого-то человека в синем галифе и сером кургузом пиджачке, с глубоко посаженными бегающими глазками и хрящеватым носом, под которым топорщились черные усики. Стоявший в углу седобородый старик не сдвинулся с места и только низко опустил голову, молчаливо приветствуя вошедших.

— Это наш районный прокурор, — счел необходимым пояснить арестованным Джабиров.

— Товарищ прокурор, — слезливо загнусавил человек в галифе. — За что меня сюда…

— Повремените, гражданин, — сухо перебил его Мехман. — Я еще с вами буду иметь не одну беседу…

Это был снабженец, систематически расхищавший учительские пайки. Разобравшись, по поручению секретаря райкома Вахидова, в этом деле, Мехман счел необходимым в ходе следствия взять этого субъекта под стражу.

Отстранив его жестом в сторону, Мехман подошел к седобородому старику и протянул ему руку:

— Здравствуйте, товарищ Саламатов! И с вами у меня еще предстоит разговор, но не здесь, а у вас на месте, в колхозе. Думаю, что вы и в будущем спуску расхитителям колхозного добра не дадите.

— Не дам, товарищ прокурор. Черное белым не назову. Даже вот это, — он обвел рукой камеру, — меня не заставит…

— Ну, с этим покончено, — сказал Мехман. — Вы свободны. Можете собираться домой.

— Уже, сейчас? — спросил старик, не трогаясь с места, и из глаз его, суровых и спокойных, выкатились вдруг крупные слезы и побежали по морщинистым щекам вниз, к бороде.

Мехман перевел взгляд на Джабирова, а тот обратился к старику:

— Собирай свой узелок и иди. Доброго тебе пути. Агалар, — крикнул он своему помощнику, стоявшему с надзирателем в коридоре у дверей камеры. Сейчас товарищ Саламатов выйдет вместе с тобой. Дашь ему расписаться на постановлении об освобождении.

Мехман дружески кивнул старику, и они с Джабировым вышли. Надзиратель, повинуясь жесту Джабирова, открыл перед ними дверь следующей камеры.

— Здравствуйте, — произнес входя, Мехман.

В ответ послышалось: «Ну?». Человек, странно заросший волосами, — они торчали у него из ушей, подле глаз, оставляя открытыми только нос и узкую полоску лба, — лениво, нехотя приподнялся с нары и тут же опустился обратно.

— Аскерханов, — кратко представил его Джабиров.

— Ты хорошо запомнил мое имя, сын каменщика, ощерился в язвительной усмешке волосатый. — А стены класть тебе больше к лицу, начальник. Потрудился… Пришел посмотреть, не разбираю ли я снова стену! Успокойся, второй раз не побегу. Надоело! Из презрения и ненависти ко всем вам не убегу… Я свое сделал. Будете помнить Аскерханова…