Подполковник остановился перед Калабиным и спросил:
— Чемоданчик он при вас не открывал?
— Нет. Не открывал, гражданин подполковник…
Чистова поправила челку и сказала:
— Ну хорошо. Попробуйте все же еще раз описать его внешность.
— Ну, я говорил… пальто… воротник каракуль… Шапка тоже — черный каракуль… Среднего роста, вот, может, вас чуток повыше, гражданин подполковник. Лицо такое… обыкновенное… вот только… тут над бровью… или на брови ли… шрам не шрам… а вроде как рубец… как бы углом… Так бы увидеть, дак я бы сказал без разговоров!..
Собко вздохнул и посмотрел на подполковника. Тот кивнул.
— Ну что ж, — сказал он, доставая из ящика стола пачку фотографий. — Посмотрите, нет ли его здесь… — Подполковник разложил снимки на столе и подозвал жестом Калабина. Тот с готовностью вскочил и подковылял к столу. — Смотрите внима…
— Вот он! Вот он, гражданин подполковник! — закричал Калабин, Тыча пальцем в один из снимков. — Он это, век мне свободы не видать! Вон у него бровь вроде как углом! Шрам ли, как ли его, не знаю, как назвать… Он!..
— Спасибо, — сказал подполковник и снял трубку внутреннего телефона: — Уведите задержанного.
С фотографии размером 9 на 12 смотрел широкоплечий, аккуратно подстриженный мужчина в добротной кожаной куртке, из-под которой высовывался воротник светлой рубашки. Левую бровь, как указал Калабин, пересекал короткий, хорошо заметный шрам; глаза, глядевшие чуть исподлобья, даже на этой плохой фотографии казались живыми и выразительными. На вид ему можно было дать сорок с небольшим, что соответствовало действительному году рождения. Любой человек, сидящий перед объективом милицейского аппарата, выглядит потом на снимке несколько неестественно, скованно; что касается опытных преступников, особо опасных рецидивистов, то они порой умышленно перед съемкой придают лицу неестественное, не свойственное ему выражение — провести по такой фотографии опознание чрезвычайно сложно. Калабин, однако, не задумывался ни секунды, и это подтверждало, что снимок, неважно исполненный технически, дает главное: характерный облик человека. Супонин, давая выход волнению, воскликнул:
— Хорошо еще, что не привлекли дружинников!
— Опасно, конечно, — сказала Чистова, — один против троих, но он, говорят, служил на границе…
— Хоть на трех границах, — хрипло сказал из угла Собко. — А с голыми руками против автомата…
— Как с голыми руками? — удивилась Чистова. — А пистолет?
Собко тяжко вздохнул.
Супонин, помолчав, ответил:
— Нет у него пистолета, Лариса Васильевна. Не положено. Стажер.