— Ладно, не забивай нам баки, еще один историк объявился! — перебил его Жемайтайтис. — Надоело слушать про этого Нарышкина. В общем, так, одним штрафом не отделаешься. Никуда мы тебя отсюда не выпустим. Дождешься возвращения Альфонсиса. Пусть сам и решает с тобой. Призрак ты или живой — ему видней. А пока посидишь в чулане под домашним арестом. Лично я бы с тобой долго не церемонился.
Решительный вид Жемайтайтиса, предстоящие неприятности не на шутку встревожили Йозаса, хотя он крепился и безропотно просидел всю ночь в чулане. Легко представить, что происходило в его душе. Утром мы позвали его к завтраку, но он и не подумал притронуться к еде, сидел с сумрачным и убитым видом, однако не просил о снисхождении.
После обеда я отправился на почту и отбил телеграмму Альфонсису, что злосчастный призрак пойман и дожидается с нетерпением его возвращения в чулане сторожки.
На другой день утром Альфонсис приехал.
Я пытался вообразить предстоящую сцену, удивление старика, возмущенные упреки, но, как видно, недостаточно знал этого чудака и не смог угадать, как повернется дело. Узнав, что Йозас историк, егерь жадно выслушал кучу подробностей про графа Нарышкина и некоторое время пребывал в глубокой задумчивости. Потом поспешно отправился в сарай, принес рога убитого оленя и положил перед Йозасом.
— Забирай их, парень. Иди, — проронил он глуховатым голосом. — Пусть олень будет на твоей совести. Протокола составлять не буду.
— Да ты что, спятил, старик! — воскликнул Жемайтайтис. — Завтра над тобой же смеяться будут. А что скажешь директору?
— Это уж мое дело. Что надо, то и скажу, — буркнул Альфонсис.
На другой день Йозас Пляшкайтис сам явился в дирекцию охотхозяйства и заявил, что должен уплатить штраф.
О подробностях всей этой истории никто из завсегдатаев охотничьего бара в Йонишкисе так и не узнал. Но что удивительно! Альфонсис с той поры перестал рассказывать всякую всячину про охотничьи похождения графа Нарышкина.
Юрий Иваниченко МЕРТВЫЕ МОЛЧАТ
Юрий Иваниченко
МЕРТВЫЕ МОЛЧАТ
1
1
Внезапно, как всегда это бывает беззвездною ночью, залопотал-захлюпал дождь. Несколько минут было слышно, как он пробирался сквозь кроны и барахтался в кустах, да еще едва-едва можно было различить торопливые шаги.
И вдруг четко и резко хлестнул выстрел, с оттяжкой — шум падения и еще выстрел, а за ним — короткие, прерывистые, как бы удивленные стоны. Дождь замер — шаги, быстрые шаги, неровный топот тяжелого бега, болезненный, обреченный вскрик, хрип и какая-то судорожная возня, словно конвульсии раздавленного насекомого.