— Что, завидно? — сказал кто-то за плечом Иннокентия. — Приисковые «Беломорчик» курят, на боны купленный, а вашему брату — махра с поцелуем…

Стахеев резко повернулся.

— Вы как… как сюда попали? — одновременно строго и растерянно спросил он, обескураженный тем, что просмотрел этого человека, подошедшего с другой стороны конторы.

— Как попал-то? — усмехнулся невысокий мужик средних лет в выгоревшей восьмиклинке. — А эт секрет…

И пошел от Иннокентия, заложив руки в карманы, самой походкой своей выражая насмешку по адресу этого недотепы.

Стахеев оглядел тропинку, выбитую возле палисадника конторы — ничего в общем-то зловещего не было здесь, и незнакомец, наверное, действительно подошел отсюда без особого умысла. Но Иннокентий все же сощурился вслед иронической спине — в этом типе определенно было что-то подозрительное.

Стахеев перевел взгляд на пожилого охранника. Тот закончил укладывать ящички и присел на них, праздно поглядывая по сторонам. Перехватив неестественно-напряженный взгляд Иннокентия, он добродушно спросил:

— Чего глаза пучишь? Не выспался? — и ухмыльнулся: — Я слыхал: всю ночь вертелся. Видно, подружку вспоминал. Аль женатый?

— Нет, батя, не попадается пока подходящая. — Стахеев улыбнулся одними губами, а взгляд остался колючим.

— Правда твоя, их нонче мало, путных-то. Вот, в мое время девки были! — пожилой прицокнул языком. — Платья — во носили каблука не видно. Косы во! А работящие какие. Теперя накося, выкуси — сам все по дому робь. Я на свою Аньку не надивуюсь — уж вроде все применял как следовает: и ремень, и супонью от хомута стегал, и так и эдак учил. Нет, косу обрезала, платье такое пошила, что все добро наружу, гляди, вывалится. Тьфу!..

— А ты Кешу с ней познакомь, может, понравится она ему, — смеясь, проговорил шофер, показавшись на крыльце конторы. — У них ведь свой вкус.

За ним вышли уполномоченный НКВД, служащие прииска. Пряча сопроводительные бумаги в портфель, уполномоченный со вздохом сказал:

— Хорошо у вас здесь. Ночь переночевал — как в деревне у тещи побывал. Уезжать не хочется.

— Не захочешь, пожалуй, — тревожно глядя в сторону сопок, произнес один из провожающих.

На лица людей легла печать озабоченности, все как-то подобрались, посуровели. Когда подошли к грузовику, начальник прииска положил руку на борт кузова, обитый листовым железом.

— Хорошо, хоть машины мало-мало оборудовать стали.

— Бог не выдаст, свинья не съест, — мрачно сказал уполномоченный и протянул ему руку.

Шофер нахлобучил на стекла кабины металлические жалюзи завел двигатель.

Жители прииска не расходились, пока машина не поднялась на сопку и не пропала за поворотом.