— Да, меня, — коротко ответила Нина.

Она совсем забыла об этом обстоятельстве.

— Такая молодая, а на войне, — вздохнул старик. — Вам кого надо или отдохнуть зашли?

— Интересуюсь, сколько в селе ребятишек есть. — Нина старалась придать своему голосу как можно больше естественности. — Сколько сирот, сколько школьников…

— Дело хорошее. Помощь какую хотите дать?

— Да. Школу новую надо бы строить.

— Школу? А немец опять ее не разбомбит?

— Будем надеяться, что не разбомбит. А у вас дети есть?

— Внук у меня. Большой уже, да только глухонемой и хворает.

— А где он?

— Спит. — Будник кивнул в сторону занавески. — Все беды на него валятся.

— А что случилось? — спросила Нина.

— Вообще-то он слабый, тощий. Глухонемой с рождения. А нынче пчелы его страсть как искусали, вспух весь, пришлось настойкой смазать да завязать. К тому же полез на дерево и свалился. Ногу повредил.

— Если заболел, лечить надо, — сказала Нина.

— Да где уж, вылежится.

— Недалеко санбат стоит. Наши доктора помогут.

— Спасибо. Я и сам, по-простому, по-деревенскому хворь выгоняю.

Нина встала и протянула руку к занавеске, чтобы отдернуть ее, но старик с неожиданной для его грузной фигуры легкостью метнулся вперед и встал между занавеской и Ниной.

— Зачем вам, барышня, глядеть на хворого? Приятного мало.

Говорил Будник спокойно, медленно, даже равнодушно, но все же в его голосе Нина уловила нотки нетерпения и тревоги.