— С ними трудно не согласиться. Вы очень четко сформулировали и мои сомнения, и все же надо тщательно проверить. Одно бесспорно, — продолжала Вера Анатольевна, мы не вправе придерживаться формального метода в оценке фактов. Против Савушкина действительно много улик. И если мы не задумаемся над тем, как они возникли, станем их рассматривать изолированно друг от друга, получается какая-то бессмыслица.
— Верно! — воскликнул Гончаров. — Вот вам, товарищ писатель, и теоретическое обоснование моего вывода. Именно потому, что против Савушкина так много улик, именно потому, что Савушкин с первого взгляда кажется изобличенным, эти улики приобретают новое качество и обнаруживают нарочитость и подтасованность. Однако, — продолжал он, — работы впереди у нас действительно много. Только бы выйти из тупика.
— Попрошу вас, товарищ капитан, — обратилась Коваленко к Дроздову, — распорядитесь, чтобы сюда доставили Савушкина, и выясните, пожалуйста, почему так долго нет заведующего столовой Никитина.
— Ему уже три раза звонили, — ответил Дроздов, — отвечают, ушел с работы утром и никто не знает, где он сейчас.
— Ему известно, что мы его ждем?
— Конечно. Я сам с ним говорил, он обещал быть у нас к двенадцати часам.
— Безобразие! — недовольно заметил Гончаров.
Дроздов вышел из комнаты, тут же вернулся и неожиданно предложил:
— Товарищи, давайте сделаем маленький перерыв. Подкрепимся немного.
С помощью Зайцевой Дроздов принес тарелки с бутербродами, большой алюминиевый чайник, стаканы с блюдцами, сахар и печенье.
— Угощайтесь, — гостеприимно пригласил он. — Когда еще домой попадете!
За полчаса все было съедено, посуда убрана, и в кабинет ввели Савушкина. Он вошел угрюмый, насупленный.
— Идите сюда, Савушкин, — добродушно, как старого знакомого, подозвала его Коваленко, — садитесь здесь, поближе к нам. Вот так. Ну, а теперь расскажите, что все-таки у вас стряслось?
— Ничего не стряслось, — тоскливо ответил Савушкин. Искоса поглядел на Коваленко и опустил голову.
— Где же вы потеряли кепку? — спросил Гончаров.
— Не знаю. Ничего не знаю. Только никого я не убивал, и в мыслях у меня такого не было.
— Вы говорите, что не убивали. Допустим. Но человек убит, и убийца был одет в кожаную черную куртку.
— Я своей куртки никому не давал.
— Возможно, но стрелял человек, одетый, как вы, в черную кожаную куртку.
— Не знаю такого.