— Случилась беда, Аркадий Игнатьевич.

Виленский в упор смотрел в глаза Седых.

— Беда?.. — переспросил он.

— Ваш сын подозревается в убийстве Наташи Измайловой.

— Что?! Евгений?! — вскрикнул прокурор, но тут же взял себя в руки. Только забилась на левом виске жилка. — Вы сказали — подозревается? — с надеждой переспросил Виленский. — А подозревается — еще ведь не обвинение.

— Безусловно, — постарался смягчить удар Седых. — Еще не все известно.

— Нет, не верю, — потряс головой Виленский. — Допустим, подозревается Евгений. Но зачем брали санкцию на арест Рядно? Откуда появился Палочкин? Я ничего не понимаю.

Седых рассказал. Виленский долго сидел молча, сжав кулаки.

— Ах, подлец! Какой подлец! — наконец проговорил он. — Все точно. На праздники мы уезжали, а его машина оставалась дома. Значит, те ограбления на его совести?

— Да, подозреваем и те ограбления.

— Вы правы, правы… Ну, и как Евгений, сознался?

Седых не успел ответить. Зазвенел телефон. Звонил Нетребо.

— Вовремя позвонил, Виктор Ильич! Сознался?

— Да, сознался.

Седых положил трубку…

Виленский помолчал и сказал: — Постановление на арест сына, на обыск квартиры и гаража пусть подпишет Рюмин. Я… понимаете…

Он резко встал. Качнулся. Сделал пару шагов.

— Николай Алексеевич, — обернулся он к Седых, — одно убедительно прошу. Разберитесь лично. И еще… Обыск лучше делайте ночью, когда меньше любопытных глаз.

Седых хотел что-то ответить, но Виленский круто повернулся и пошел к двери. Его снова качнуло. Он судорожно рванул воротник рубашки и вдруг рухнул на пол. Седых рванулся к нему. Виленский лежал неподвижно, неуклюже разбросав руки.

— Аркадий Игнатьевич! Аркадий Игнатьевич! — растерянно потряс его за плечо Седых. Виленский молчал…