— Клянусь, гражданин начальник, я говорю правду. — Забыв о недавнем запирательстве, заговорил Пряхин. — Там не хватало одной ампулы. Значит, он ее использовал раньше. Это вообще такой тип…

— Какой тип?

Пряхин начал, торопясь и разбрызгивая слюну, рассказывать.

Горин слушал его, брезгливо сморщившись. Сколько уж раз в его трудной и почетной работе встречались такие Пряхины и Лисовские… А он все никак не мог побороть чувство гадливости при исповедях вот таких… отбросов.

Лисовский сильно сдал за последние дни. Это было заметно по осунувшемуся, потерявшему прежнее благообразие лицу малопочтенного инвалида. Страдальчески кривя худое лицо, словно от зубной боли, он кряхтя уселся на придвинутый ему стул.

— И к чему вызывать человека, стоящего на краю могилы? Я все сказал…

— Возможно, вы просто забыли о потайном хранилище под доской подоконника в вашей спальне? Что там было?

— Не знаю, о чем вы говорите. Мне не нужны были потайные хранилища. Я жил один. Посторонних, которым нельзя было доверять, у меня не бывало…

— При повторном обыске у вас под подоконником найдена коробка с ампулами яда.

— Ее же не нашли при первом обыске? Значит, ее не было. А после этого меня не было дома. Могли и подсунуть. Такие случаи бывали. Я, конечно, не говорю о вас персонально, — съязвил он. — Но вспомните Ягоду и Берия?

— Не клевещите. Время не то. Ваш дом был опечатан.

— Но ведь брали вы из него коробки спичек?

— Только в присутствии понятых — посторонних для дела граждан. При них же опечатывали и сдавали на хранение соседям.

— Не знаю. Может быть… Дом я купил в 1946 году. Возможно, это было сделано до меня. Хозяин убыл на материк. Вот и ищите его. А я не видел и не знаю.

— Сколько ампул вы дали номеру девяносто девять? Куда дели одну ампулу?

— Какому номеру 99? Какие ампулы? Вы не ловите меня, гражданин полковник. Я все сказал и больше не ждите, ничего не знаю.

— А очные ставки с Пряхиным, Федосовым и Галузовой, особенно с ней. Не хотите? Тогда рассказывайте.

— Не берите на пушку, начальник. Что было, то сказал, другого не знаю, и учтите: не добьетесь ничего. Я ничего не знаю, поняли? — сорвался на крик его хриплый голос. — Показаний больше давать не буду. Вы обвиняете — вы и ищите… — Костлявое тело Лисовского обмякло. — Дайте воды… — прохрипел он.

Докладывая о ходе дела Военному Совету, полковник Горин сказал: