— Нет, не все, Макар. Вот, скажем, вы скрылись. А зачем? Какой смысл? Могли ведь не признавать, выдвинуть любую версию. Попробуй опровергни ее. Кто знает, куда вывезли шифер с вагонкой? На склад или на другой объект? Да мало ли что можно придумать! Прораб Грачев, заявивший о краже, так и говорит: «Начальник участка неоднократно требовал убрать материалы на склад». Почему же вы не воспользовались этой версией?

Глобин приподнялся, сжал кулаки:

— Грачев, говорите, заявил о краже? — Потом расслабился и опустился на стул. Часто дыша, сквозь зубы выдавил: — Вот оно что — Грачев…

— Скажите, какая необходимость была в завозе на ваш объект шифера, вагонки и краски?

— Никакой.

— Зачем же тогда завозили?

— Это вы у Грачева спросите.

— Макар, вы признались в совершении преступления, но почему не сообщаете следствию детали? Где взяли машину, как договорились с водителем, кому продали краденое…

— Все, надоело. Я совершил кражу — и баста.

/Лиронов, листая дело, задержал взгляд на том месте, где лежал протокол допроса матери Глобина:

«Отец Макара погиб, когда сыну исполнилось тринадцать лет. На мои плечи свалилось тяжелое бремя поднимать мальчика, и, чтобы облегчить свою участь, да и самой не жить бобылкой, вышла замуж. Думала, Макар привяжется к отчиму, будут друзьями, все-таки мужчина в доме. Но брак не был удачным, пришлось разойтись. Потом я еще раз вышла замуж. На этой почве у меня с Макаром возникли ссоры. Я, в свою очередь, высказала ему упреки, что он висит у меня на шее и что если бы не он, то я устроила бы свою жизнь иначе. Сын обиделся, бросил техникум, поступил на стройку, стал сам себе зарабатывать на кусок хлеба».

Миронов позвонил оперуполномоченному ОБХСС Кочкареву.

— Геннадий Яковлевич, ты знаком с делом Глобина?

— Мне многое непонятно в этом деле, — ответил тот. — Парень все вроде бы признал, а обида в нем буквально кипит. Что бы это значило?

— Глобин, как выяснилось, полтора месяца жил у друга его отца. Почему он там отсиживался? Поезжай, пожалуйста, в Парголово, разберись, а я прощупаю квартиру, где он пока прописан.

Вот и улица Гангутская, дом, который интересовал Миронова.

— Вы к Глобиной? — спросила женщина, открывшая дверь.

— Да.

— Проходите. У нее — слышите? — гости.

Из-за двери комнаты, на которую указала женщина, доносились звуки музыки, пение…