— Да, но видите ли…
— Да открывайте вы свою квартиру, я отвернусь! — Бугаев понял, что старик не хочет показать ему свои секреты.
Гусельников долго возился с дверью, гремя ключами и рассказывая:
— Сосед мой — хороший человек, только совсем неопытный. Простуха. Я ему рассказываю, что меня подслушивают, а он смеётся: «Не те сейчас времена, Корней Корнеич!» А при чём тут времена? Это всегда было и будет… — Он наконец открыл дверь и первый вошёл в квартиру. Зажёг свет. На Бугаева пахнуло затхлостью.
— Разоблачайтесь, товарищ! Шапочку вот сюда, пальто на вешалочку. Не очень-то тепло вас в угро одевают. Не балуют. А если под окном где-нибудь простоять ночь придётся? Замёрзнете ведь. — Он так и сыпал, так и сыпал словами. Так медленно и значительно говорил в кабинете у Корнилова, а тут словно прорвало.
Они прошли в большую комнату, обставленную очень скромно, и Бугаев сразу же увидел эту злополучную настольную лампу, с большим зелёным абажуром, какие нет-нет да ещё встречаются в некоторых богом забытых учреждениях. Сдерживаясь, чтобы не улыбнуться, Бугаев подошёл к ней. Гусельников перестал болтать и молча следил за Семеном.
— У вас есть запасная лампочка и патрон?
Старик кивнул.
— Принесите. И какую-нибудь коробочку. Я их увезу…
Гусельников принёс лампочку и маленькую картонную коробку из-под шалфея.
— Только давайте договоримся твёрдо, — сказал Бугаев. — Никому ни слова! Секрет! — А сам подумал: «Всё равно болтать будет. Понесёт уголовный розыск моральные издержки. Лучше взял бы да выбросил эту лампу, чем жалобы писать!»
— Мой сосед приходил, крутил лампу. «Ничего нет», — говорит. Да что он понимает, неопытный в этих делах. А художник хороший, — болтал Гусельников.
— Художник? — задумчиво спросил Бугаев. — Он сейчас дома?
— Уехал. Наверное, на этюды за город.
— Когда уехал? — перебил старика Бугаев.
— Да недавно…
— Ну вот что, — Бугаев быстро вывинтил лампочку с патроном, положил в коробку, коробку сунул в карман. — Ну вот что, товарищ Гусельников, аппаратуру я снял, заберу с собой. Живите спокойно. А сейчас поговорим… — Он сел на стул, напряжённо глядя на старика.
— Художнику сколько лет?
Гусельников испуганно таращил глаза.
— Да садитесь вы, Корней Корнеич. Это очень важно.