— Вы это всё всерьёз? — удивленно спросил Грановский. — Или на вас полемический стих нашёл?
— Всерьёз. — Корнилов сел в кресло, устало откинулся на спинку. — А вы, конечно, со мной не согласны?
— Нет, я не могу утверждать, что не согласен, — растерялся режиссёр и развёл руками. — Всё, что вы говорите, очень занятно.
— Занятно?
— Простите, ради бога. Словцо не к случаю, — Грановский улыбнулся смущённо. — А как же «души прекрасные порывы»? Ум, сердце, чувство долга, наконец! Уж не считаете ли вы, что чувство долга — подневольное чувство? Продиктовано страхом перед ответственностью.
— Что за привычка укоренилась в нашей жизни! — раздражаясь, сказал Корнилов. — Всё толкуется, как говорит наш брат юрист, расширительно! Андрей Илларионович, я лишь одно хочу сказать… Нет, нет, я просто утверждаю: существуют в нашей жизни человеки, не совершившие преступления только из страха расплаты. Даже нет! Они не столько боятся расплаты, сколько быть узнанными. С преступниками мы справимся. Рано или поздно мы их вылавливаем всех. Но как распознать человечишку с ограниченной совестью? Молчите? А я так думаю, что в некоторых случаях не распознать! — Он замолчал и несколько секунд сидел задумавшись. Грановский тоже молчал. Неторопливо набивал трубку уминая табак большим пальцем.
— Расскажу вам один страшный случай, — снова заговорил Корнилов. — Страшный не самим преступлением, а тем, какой человек это преступление совершил. Представьте себе: март сорок второго года. Ленинград только-только начал оправляться от страшной зимы. Очищают улицы. Добровольцы-сандружинницы ходят по квартирам — помогают больным, увозят мёртвых. И одна из этих немолодых женщин, пока подруги уносят мёртвую старушку, раскрывает стоявшую на столике металлическую коробку из-под чая и находит в ней драгоценности. И кладёт их в карман. Кладёт, потому что никто не видит, кладёт, потому что знает: из всех обитателей квартиры в живых никого не осталось — старушка была последней… А эта женщина слыла добропорядочной, её уважали друзья и сослуживцы, почитали ученики… У неё были ученики! И она их, наверное, добрым делам учила.
— Вот что делает с людьми жадность, — подал голос Грановский.
— Жадность-то жадность… Но не все жадные — воры. И не все злые — хулиганы. И не все лгуны — лжесвидетели. Правда?
Режиссёр промолчал.
— Если человека с раннего детства воспитали так, что честность и неприятие всякого зла стали главными чертами его натуры, никакие соблазны ему не страшны, — продолжал Корнилов. — Поступки этого человека продиктованы его пониманием добра и зла, а не боязнью наказания. Такие люди умирают, ни разу в жизни не взяв в руки Уголовный кодекс. А эта женщина… Ну что ж, вот вам пример человека с двойной моралью. Не подвернись ей тогда случай, жила бы честно. До следующего. Но искушений-то в жизни много!