— «Дипломат»? — удивился Озеров. — Вот этот? — Он поднял чемоданчик с пола и показал подполковнику.
— Да. Этот.
— Давно. Точно не помню. Года два назад. Мне достал его Барабанщиков. У него точно такой же.
— Вы ничего не путаете? Может быть, этот «дипломат» у вас совсем недавно?
— Я ничего не путаю, — отрезал Озеров. — А в чём дело?
— Георгий Степанович, — жёстко сказал Корнилов. — Вы купили этот чемодан три дня тому назад. Взамен оставленного вами в доме Барабанщикова…
— Вы отдаёте себе отчёт в том, что говорите? — начал Озеров. Лицо у него стало бледным. Подполковник предостерегающе поднял руку.
— Выслушайте меня до конца спокойно. Вы купили этот чемодан три дня назад. Из новой партии. «Дипломат» чешского производства, их не было в Ленинграде больше года. Можно проверить. — Игорь Васильевич потянулся к чемодану.
Озеров беспрекословно отдал его. Корнилов щёлкнул замком, поднял крышку и показал на маленькую шёлковую полоску, вшитую в подкладку:
— Вот, видите, здесь несколько цифр, по которым торговые эксперты подтвердят мои слова. Вы поторопились восполнить потерю, Георгий Степанович. Покрасовались с чемоданом перед Лебедевым. И даже пришли с ним ко мне. Эта демонстрация вам серьёзно повредила…
Озеров сидел не двигаясь, сцепив руки так сильно, что побелели пальцы.
— От кого вы узнали о гибели Барабанщикова?
— А он разве погиб? — деревянным голосом спросил Озеров.
Корнилов усмехнулся.
— Вы неосторожно себя ведёте, Георгий Степанович. Сказали нашему сотруднику, что хаусмайор всегда возил ваш автомобиль на тэо, и тут же сослались на то, что в субботу едете на станцию техобслуживания сами… Почему же сами? Да потому, что вы уже знали, что Барабанщикова нет в живых. — Он помолчал, с интересом присматриваясь к Озерову. — Так кто же сказал вам о его смерти?
Озеров молчал. Теперь его бросило в жар. Очки его чуть запотели, он снял их и стал совсем похож на птицу. Чуть припухшие верхние веки наползли на закатившиеся красноватые глаза. Корнилову вдруг показалось, что Георгию Степановичу стало плохо, но Озеров провёл рукой по лицу и пристально посмотрел в глаза подполковнику, словно хотел узнать, а что ещё, какой сюрприз поднесёт ему этот человек.
— Не хотите отвечать? Подумайте, — спокойно сказал Корнилов. — У вас, Георгий Степанович, есть два пути: первый — всё рассказать начистоту. Этот путь самый короткий. И самый лёгкий для вас и для следствия. Второй путь — от всего отказываться. Ждать, пока вас не припрут к стенке уликами…
Озеров молчал…
25
Бесконечные, тягучие беседы с клиентами хаусмайора Барабанщикова, когда одни из них, начиная испытывать запоздалый стыд за столь сомнительное общение с ординарным жуликом, выкладывали о нём всё, что знали, другие, щадя своё самолюбие, ограничивались односложными ответами на вопросы о практических выгодах, полученных от этого общения, наконец-то стали приносить свои плоды. Так бывает у исследователя, который долгие дни и недели следит за показаниями приборов, разносит их по графам рабочего журнала, строит графики, и однажды картина поиска предстаёт перед ним во всей своей прекрасной обнажённости. События ускоряют свой бег, застывшее, казалось, ещё недавно время словно срывается с цепи. Так произошло и с делом хаусмайора. Всё сходилось на долговязой фигуре Георгия Степановича Озерова. Требовалось только собрать улики, удовлетворившие бы следователя, судей, которым в будущем предстояло решать судьбу Озерова, а самого Георгия Степановича заставившие бы поднять руки. Или, если он не склонен к подобному проявлению эмоций, молча опустить голову. Но сделать это так же непросто, как и отыскать преступника.