Показав место, где в переулке, в районе улицы Кирова, сошёл Горбоносый, Кухонцев не удержался, съязвил:

— Никогда ещё не играл роли детектива. Надеюсь что, когда вы будете награждать отличившихся за поимку матёрого шпиона, вы не забудете и меня?

— А какие роли вы привыкли играть? — спросил Рублёв.

— Я играю только самого себя.

— И эта роль вам по душе?

— Вполне. — Кухонцев окинул взглядом своего собеседника с головы до ног. — Больше, чем ваша. Я, по крайней мере, не приношу зла людям.

— О! Вы ещё и гуманист! Так сказать, непризнанный Кампанелла. Кажется, ваша любовь к человечеству строго ограничена собственной персоной? Ладно. Вот ваши права. А насчёт гуманизма, кто знает, доведётся — потолкуем.

— Теперь мне ясно, откуда у вас это произношение.

— Нет, не оттуда, откуда вы думаете. Можем поговорить и по-французски, и по-немецки. и на некоторых других языках. Когда вы убивали время, я проводил его с пользой.

— Рад, что и наша милиция… или откуда вы там… растёт в культурном отношении, — бросил Кухонцев и, повернувшись, зашагал прочь.

Рублёв посмотрел ему в спину и подумал: сколько же гордыни в этом человеке и как трудно ему придётся, как и всякому, в ком живуча претензия на исключительность — и это только претензия! «Наверное, она-то и сбила с толку Катю», — пронеслось у него в голове.

Рублёв медленно прошёлся по переулку, короткому — всего в десяток домов по обе стороны, — он соединял две параллельные, две близлежащие улицы. Здесь было прохладно от теней старых лип. В таких переулках обычно много ветхих старушек в соломенных шляпках с букетиками искусственных роз и чёрных нитяных перчатках, и много особняков с неизменными колоннами, и кирпичных флигелей, у дверей которых жмурятся ангорской породы кошки.

«Если допустить, что Кухонцев говорит правду, — размышлял Рублёв, — и если Горбоносый сошёл действительно здесь, то из этого следует: 1) Горбоносый живёт в одном из этих домов; 2) Горбоносый приезжал к кому-нибудь из близких — к малознакомым в половине двенадцатого не придёшь (а Кухонцев утверждал, что он ссадил своего приятеля здесь именно в это время). В этом переулке живёт кто-то из агентов Горбоносого. Впрочем, последнее предположение Рублёв отверг: не может быть, чтобы Горбоносый, идя на связь, тащил за собой свидетеля. Почему не может? Да потому, что человек он осторожный. Ведь он не оставил Вадиму ни своего адреса, ни телефона.

Но если он чего-то боится, — продолжал разговаривать сам с собой Рублёв, — то мог выйти далеко от своего дома. Возможен такой вариант? Вряд ли! Раз он осторожен, то зачем ему пользоваться чужой машиной? Доехал бы на такси. Но, скорее всего, он не хотел тратить времени на поиски такси, потому что торопился. Торопился! Если это предположение верно, то, значит, он сошёл где-то около нужного ему дома».