— Если б ты знал, как я ненавижу таких, как ты — холеных, богатых, надменных…
— Представляю, — начал раздражатся Греков.
— Вседозволенность и эгоизм ваше кредо. Вы только себя за человека считаете, а остальные — тля. Можно поиздеваться, поиграть, как марионетками, сломать, раздавить… Только предупреждаю — ничего у вас не получится! Лика не одна, понятно?!
Вадим озадачился и насторожился. На сердце стало неуютно и далеко не от взгляда странной женщины — от предчувствия беды. Но не могло же ничего случится? Он уехал в восемь, и девушка спала: живая, здоровая.
— Что-то случилось? — спросил глухо, пересилив себя. — С Ликой?
— И ты еще спрашиваешь? Ну и наглец же ты! — качнула головой женщина.
— Мадам, я не бью женщин, но многие имеют иные принципы и потому легко могут устроить вам экзекуцию. Насильственным образом научить вежливости.
— Да пошел ты! — бросила та, ничуть не смущаясь. Прошла к окну, и глядя в него, с горечью сообщила. — Лика чуть не умерла из-за тебя, а я в реверансах перед тобой размениваться буду? Много чести!
— Что с ней? — нахмурился Вадим.
— Сам напоил и спрашиваешь?
Вадим рванул в комнату и увидел Лику, белую, как постельное бельё. На локтевом сгибе ее повисшей, как сломанная ветка, руки виднелись следы от уколов.
— Лика? — присел, несмело дотрагиваясь до её лба. Глаза девушки приоткрылись:
— Вадим, — прошелестело еле слышное. — Извини…
— Лика, что с тобой? Что-то болит?
Но девушка не отвечала, закрыла глаза и лежала не шевелясь, накрыв ладонью лоб. Вадим несмело дотронулся до волос девушки, погладил, еле касаясь, и все вглядывался в ее лицо, не бледное — восковое.
— Что же ты разболелась, малыш? — прошептал, не надеясь на ответ.
Растерянно оглянулся, поднялся, шагнул к незнакомке, застывшей с обвиняющим видом в дверном проеме:
— Что с ней, можете объяснить? — спросил тихо, чтоб не тревожить Лику. Женщина молча развернулась и пошла обратно на кухню. Вадим остановил её уже в помещении, развернув к себе за плечо — не до вежливости и шуток:
— Мне повторить вопрос?
— А то сам не знаешь, что с ней?