Я пишу. Я пишу. Я пишу слова. Буковки. Музыка. Руки красные. Перчатки. Красиво. Трам-пам-ти-ди-дам… Трам-пам-ти-ди-дам… Трам-пам-ти-ди-дам…

Я пишу. Я пишу. Я пишу слова.

Буковки.

Музыка.

Руки красные. Перчатки. Красиво.

Трам-пам-ти-ди-дам… Трам-пам-ти-ди-дам… Трам-пам-ти-ди-дам…

Дневник Патрика

1 сентября 1854 года

Я не помню последних недель. Мои руки разодраны. Нос сломан, как если бы я дрался с кем-то. Одежда в грязи и воняет. Мне не знакомо место, в котором я оказался, но уродливого вида женщина уверяет, что я снял у нее комнаты. Где я? И что я делал? У меня дюжина новых пластин. Я обнаружил их у постели. И каждая рождена камерой. Вот она, цела и невредима, ни царапины, ни пылинки. Ее единственный глаз смотрит на меня в ожидании новой жертвы. Что я наделал? Я ведь собирался поступить иначе. Я просто обезумел. Это потому, что Брианна умерла! Из-за Бигсби, из-за Джорджа с его легкомысленностью. Им я должен отомстить, а не этим несчастным, попавшимся под руку. На дагерротипах лишь женщины. Двенадцать темноволосых узколицых дурных копий единственного любимого мною лица. Я пытался спасти ее? Но камера не воскресит мертвеца. Тогда что? Стирал любое напоминание о ней? Нет. Я не понимаю себя, но остановлю свое безумие. Сегодня же я приведу себя в порядок, отпишусь мистеру Н. и улажу дела, а затем отправлюсь в поместье. Я знаю, как поступить с Джорджем и его другом. Справедливость будет восстановлена.

Я не помню последних недель. Мои руки разодраны. Нос сломан, как если бы я дрался с кем-то. Одежда в грязи и воняет. Мне не знакомо место, в котором я оказался, но уродливого вида женщина уверяет, что я снял у нее комнаты. Где я? И что я делал?

У меня дюжина новых пластин. Я обнаружил их у постели. И каждая рождена камерой. Вот она, цела и невредима, ни царапины, ни пылинки. Ее единственный глаз смотрит на меня в ожидании новой жертвы.

Что я наделал?

Я ведь собирался поступить иначе. Я просто обезумел.

Это потому, что Брианна умерла! Из-за Бигсби, из-за Джорджа с его легкомысленностью.

Им я должен отомстить, а не этим несчастным, попавшимся под руку.

На дагерротипах лишь женщины. Двенадцать темноволосых узколицых дурных копий единственного любимого мною лица. Я пытался спасти ее? Но камера не воскресит мертвеца. Тогда что? Стирал любое напоминание о ней? Нет. Я не понимаю себя, но остановлю свое безумие.