— Дядя Федя, по делу давай.

И снова будто подзатыльник старику влепили — и улыбка исчезла, и глаза потускнели…

— Посадить меня хотят, Юрка! — помявшись, выпалил дед и отчаянно затянулся.

— Не посадят! — твердо заявил Юрий Григорич.

— С чегой-то?

— Ну а сколько тебе стукнуло?

— С двадцатого я. Сам считай.

— Восемьдесят… Не посадят.

— С них станется. Да и не это важно. Внук у меня, так? Я что им, чикатила какая? Таскают туда-сюда — участковый, следователь. Я их взорву, к собакам — у меня мина противотанковая…

— Да что ты сделал-то?

— Ничего. Я тут сторож, в церкви то есть нашей. Ну как… не то чтобы сторож. Я тут рядом живу, потому отец Андрей обратился, попросил приглядывать, если уж бессонница… Ну, и доплачивает он мне за это. Или там продуктов… Поэтому и ходил той ночью. Потому что проверять надо. Такая обязанность у меня, понимаешь?

— Давай-ка по порядку, дед. — Юрий Григорич достал новую сигарету, прикурил.

— В дом пошли, — попросил Иваныч.

— На свежем воздухе оно лучше будет. У тебя тут язык резвей ворочается.

— Я как увидел, что они мертвые…

— По порядку, дядя Федя, по порядку, — напомнил Юрий Григорич.

— Хорошо. — Иваныч подобрался, тоже засмолил новую беломорину. — Икона у нас в церкви. Бабка твоя Ульяна лет пять тому, перед самой смертью, отдала. Помнишь? Ну вот. Тут выяснилось, что имеет она большую ценность. Три дня назад комиссия приезжает, так? Два мордоворота из ихних, в рясах. И два не из ихних, тоже мордовороты — охрана, значит. В сторожке заночевали. Утром мертвые. Я их нашел. Я, получается, и убил.

— Те, которые приехали забирать?

— Ну!

— Почему ночью приехали?