Вслед за диваном из окна полетел стул. А потом оттуда же выпрыгнули Малоун и Эли. За их спинами уже вовсю бушевало пламя. Малоун приземлился не столь грациозно, как в Копенгагене. Он ударился о землю правым плечом и покатился по траве. Эли тоже больно шлепнулся на землю и несколько раз перевернулся, прикрывая руками голову. Кассиопея бросилась к ним. Эли поднял на нее глаза. Она улыбнулась и спросила:

— Развлекаетесь?

— Как и ты, — ответил он. — Что у тебя с лицом?

— Из меня выбивали пыль. Но все-таки последней посмеялась я.

Кассиопея помогла ему подняться, и они обнялись.

— От тебя воняет, — проговорила она.

— «Греческий огонь». Последний писк моды в мире парфюма.

— А как же я? — проворчал Малоун, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. — Где же «как ты себя чувствуешь, дорогой?» и «рада видеть, что ты не поджарился»?

Она шутливо покачала головой и обняла его.

— Сколько автобусов тебя переехало? — поинтересовался Малоун, заметив ее разбитое лицо.

— Только один.

— Вы что, знакомы? — с удивлением спросил Эли.

— Да, встречались пару раз.

Кассиопея увидела, как исказилось лицо Малоуна, когда он заметил Виктора.

— А этот что здесь делает? — спросил он.

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но он на нашей стороне, — ответила Кассиопея. — По-моему.

Она указала на горящие в отдалении обломки вертолета и бегущих к ним солдат и сообщила:

— Зовастина мертва.

— Страшное дело, — произнес Виктор. — Трагическая катастрофа вертолета, произошедшая на глазах четырех гвардейцев. Ее похоронят с почестями.

— А Дэниелсу придется позаботиться о том, чтобы новый верховный министр Центрально-Азиатской Федерации был более дружелюбным, — добавила Стефани.