– Говори, чтобы я тебя слышала. Ты смотрел, как мужчины насилуют Анну Киль?
– Да.
– Значит, вот как ты делал? Вот как ты себя оправдывал? Ты не трогал детей, ты просто смотрел, как другие их насилуют, и потом всё как-то оказывалось в порядке?
– Элоиза, милая, перестань…
– Ну а я?
Он поднял глаза.
– Что ты имеешь в виду?
– Как насчёт наших походов на пляж, когда я была маленькой? Или в бассейн? Или когда мы с тобой спали вдвоём на двуспальной кровати? Что тогда происходило в твоей голове?
– О чём ты вообще говоришь?
– Ты думал об этом тогда? Ты и на меня так смотрел?
– Нет!
Его лицо исказила гримаса крайнего отвращения.
– Элоиза, не говори таких отвратительных вещей. Конечно, нет. Ты же мой ребёнок!
– Остальные тоже были чьими-то детьми, папа. Они были чьими-то
– Я… я тоже сожалею об этом. И Анна увидела это. Она знала, что я не такой, как они.
– Ты такой же точно, как они, – сказала Элоиза.
– Нет, она знала, что я бы всё исправил, если бы мог. Что я бы поступал совершенно по-другому. Она пришла сюда, потому что видела, что я другой.
– Чего она хотела?
– Она хотела, чтобы я помог ей.