Холодный ветер бил в лицо, фонари источали болезненный желтый свет, с неба сыпалась мелкая противная крупа – весна в 1939 году выдалась снежной и неласковой. Упрямо наклонив голову в белом беретике и крепко прижимая к себе новую сумочку, Нина бежала сквозь апрельские сумерки. Берет был почти как у Норы Полонской в «Трех товарищах»[2] – для полного сходства недоставало только вышитой собачки, на которую Нина не отважилась, потому что сама вышивала неважно, а мать, Зинаида Александровна, которая как раз была на все руки мастерица, объявила, что собачка тут совершенно лишняя и Нине без нее гораздо лучше. На самом деле Зинаида Александровна не одобряла личность, которой дочь пыталась подражать. Положим, Маяковского мать Нины тоже не одобряла – по ее мнению, для поэта Маяковский вел себя на редкость антипоэтично, – но Полонская, ставшая причиной его самоубийства, и вовсе не вызывала у Зинаиды Александровны восторга. Нина же, в силу возраста, смотрела на вещи совершенно иначе: смерть из-за неразделенной любви казалась ей чем-то возвышенным, романтичным и необыкновенным, в зале кинотеатра она с волнением глядела на экран, на аппетитную молодую женщину с усталым лицом, томно изображающую femme fatale[3]. В сюжете присутствовала не только она, но и история мужской дружбы, не выдержавшей испытаний, и даже взрыв моста, осуществленный, впрочем, из самых благих намерений, но о взрыве Нина забыла, как только вышла из зала. После фильма она стала носить берет, хотя раньше была равнодушна к этому головному убору, и вообще стала уделять одежде куда больше внимания. Увы, коричневое пальто, в котором она ходила, при всем старании нельзя было сделать модным. С сумкой Нине повезло больше: одна из знакомых Ленки Елисеевой получила ее в подарок от кого-то, но то ли подарок не прижился, то ли даритель был не из тех, чьи подношения приятно видеть возле себя – одним словом, божественная темно-лиловая вещица с позолоченной цепочкой в итоге оказалась у Нины, а Ленкин кошелек пополнился на 85 рублей. Родителям, конечно, Нина назвала куда более скромную сумму – Василий Иванович и Зинаида Александровна были прекрасными людьми, но судьба отучила их от всего, хоть мало-мальски смахивающего на расточительство, и они бы не поняли, зачем дочери такая дорогая сумка, когда в магазине можно купить изделие Пролетарского райпромтреста рублей за сорок, если оно из кожи, и всего за восемь или десять, если оно дерматиновое…

– Мрря-я-я-у!

Кот сверкнул глазами на девушку, промчался во тьме клубком тьмы и канул во тьму. Нина аж подпрыгнула от неожиданности, но тотчас же взяла себя в руки. «И чего я боюсь, – подумала она, – совершенно нечего бояться». Идти оставалось совсем недолго, и Нина приободрилась. Скоро она будет дома, вот уже слева видна вывеска «Хлеб» над новой булочной. Раньше в ней был другой магазин, но потом случилась какая-то темная история, после которой его надолго закрыли, а недавно – гляди-ка – стали ремонтировать помещение и даже покрасили наружные стены. Витрина булочной еще пуста и нигде нет расписания работы, но вчера, пробегая через двор, Нина видела, как рыжий рабочий прилаживал вывеску, стоя на кузове грузовика. Значит, скоро в районе откроется еще одна булочная, и очень хорошо, потому что та, в которой они обычно покупают…