Он пошел в ванную, присел рядом с женщиной, аккуратно вынул кляп.

– Принесешь мне воды? – хрипло прошептала она.

Он, кивнув, сходил на кухню за водой. Вернувшись, поднес стакан к ее губам и наклонил, чтобы она могла попить. Проливаясь, вода стекала по ее подбородку. Он пощупал ее лоб, с облегчением отметив, что кожа больше не горячая. Она выздоравливает.

Достаточно ли хорошо она себя чувствует? Ему уже можно из нее попить?

Он чуть не бросился за скальпелем. Хотя, если она не выдержит и умрет, он никогда больше не насладится ее вкусом… Теперь он знал, что такое по-настоящему чистая кровь, и рисковать было нельзя.

– У меня сейчас есть небольшое дело, – сообщил он ей. – Как только покончу с ним, принесу тебе еду, хорошо?

– Хорошо.

Он покинул ванную и подошел к газетам. Мельком взглянул на верхнюю и встретился взглядом с Кэтрин.

– Мне так жаль, – пробормотал он. – Придется так поступить. Мне очень жаль.

– Иначе нельзя, – отозвался сидевший на диване Дэниел. – Не извиняйся. Виноваты государство и страховые компании. Они нас вынудили. Загребают жар нашими руками.

Он сложил газеты стопкой на столе и взял одну в руки.

– Я помню, как делал этот снимок, – грустно сказал владеющий собой человек.

– В день, когда мы красили приют, – вспомнил Дэниел. – Хороший был день.

– Свет как нельзя лучше лежал на ее лице. Я хотел сфотографировать ее в профиль, а она заметила камеру и повернулась. С той самой улыбкой.

– Замечательный снимок, – похвалил Дэниел. – Но нужно уладить дело.

– Нужно уладить дело.

Он оторвал первый лист газеты, скомкал его и бросил на пол. Взял следующий экземпляр, оторвал лист, скомкал, бросил. От звука рвущейся бумаги он вздрагивал. Как будто Кэтрин кричала. Как будто он причинял ей боль, разрывая ее фотографию.

– Мне так жаль, – повторял он, – так жаль…

Оторвал, скомкал, бросил. Пол вокруг его ног покрылся мятой газетой.

– Неси спички, – велел Дэниел.