— Слушаю, — коротко бросил он в трубку.
— Меня увезли. — Голос Инги звучал не очень отчетливо, наполовину заглушаемый доносящимися звуками музыки, чьими-то громкими голосами и непонятным прерывистым дребезжанием.
— Кто? Куда? — Отбросив одеяло в сторону, он вскочил с кровати, уже готовый к любому действию, которое от него может потребоваться.
— В роддом.
Ему показалось, что в голосе Инги не было уверенности.
— В роддом? Почему в роддом? Еще же… сколько… почти три месяца!
— Так бывает, — она ответила совсем тихо, словно через силу, — мне что-то всю ночь нехорошо было, живот тянуло, а под утро встала, чувствую — что-то не так. Гляжу, а у меня кровь выходить стала. Я скорую и набрала. Вот, теперь едем.
— А мне почему сразу не позвонила? — Он вдруг почувствовал непривычную слабость, расползающуюся по его тренированному телу, и вновь опустился на кровать. — Я бы…
— Будить тебя не хотела.
В трубке послышался чей-то голос, судя по интонации, кто-то обращался к Инге с вопросом, каким именно, Ринат разобрать не смог, услышав лишь произнесенное в ответ короткое «Нет».
— Ты ведь не сердишься?
Теперь уже она обращалась к нему. Невольно улыбнувшись, Ринат ответил сразу двумя вопросами:
— На что ж мне сердиться? Врачи что говорят?
— Пока непонятно. Сказали, кровотечение не очень сильное. Сейчас привезут, на месте решать будут. Если получится, оставят на сохранение, если нет, значит, станешь папой досрочно.
Он вновь вскочил на ноги, не зная, куда деть неожиданно образовавшийся в организме комок энергии, и заметался по комнате от стены к стене.
— С ребенком все хорошо?
Она почему-то промолчала. Не выдержав возникшей в телефонном динамике тишины, он крикнул:
— Ты слышишь меня? Инга! Что с ребенком?
— Я же сказала, станешь папой. Не волнуйся раньше времени. Мы подъезжаем уже, наверное, больше говорить не получится. Ты сможешь сюда приехать?
Ему стало стыдно. Стыдно от того, что он, всегда умевший себя контролировать, вдруг полностью потерял этот контроль, стыдно за то, что его успокаивала женщина. Его женщина, едущая в роддом на седьмом месяце беременности, которую на самом деле должен был успокаивать он сам. А еще стыдно от того, что он сейчас должен будет произнести.