– Спасибо, – сказала я, поворачивая голову, но на пассажирском сиденье, разумеется, никого не было.
Я ехала к дому престарелых. Внизу я назвала свое имя, чтобы его записали в тетрадь посещений, и сказала, к кому я.
Райан так мне ни в чем и не признался, но я надеялась, что мне удастся разговорить Ширли. Интересно, насколько трудно будет заставить ее сказать мне правду?
– О, она вас ждет, – сказала мне медсестра.
– Меня? – переспросила я, чувствуя, как мгновенно пересохло в горле. Еще немного, и я бы просто удрала без оглядки.
– Вас. Она даже не пошла на ужин – боялась, что вы не станете ее дожидаться.
Поблагодарив медсестру, я пошла по коридору к комнате Ширли. Мне казалось, я двигаюсь очень медленно, как в замедленной съемке. Меня не оставляло ощущение, что я иду прямо в расставленный мне капкан. С другой стороны, что мне может сделать девяностолетняя старуха?
Дверь комнаты Ширли была приоткрыта. Она была там – сидела за маленьким столиком и раскладывала пасьянс.
– Ну, наконец-то! Я уж думала, ты не приедешь, – сказала Ширли, увидев меня, и сдвинула карты в сторону. – Да не стой как столб! Проходи, садись, да закрой за собой дверь.
Я шагнула в комнату. Только сейчас я заметила на столе у окна несколько вазочек с печеньем и графин сока, словно мы были дошкольницами, которые играют в «гостей».
– Садись же, – повторила Ширли, но я осталась стоять. Сложив руки на груди, я сказала:
– Я знаю, кто вы!..
– Вот как? – Бабушка Райана потянулась к миндальному печенью и откусила кусочек. – И кто я, по-твоему?
– Дочь Бенсона Хардинга и Элизы Флемминг.
Ширли продолжала пережевывать печенье и никак не отреагировала.
– Да, вы их дочь, и ваша семья по-прежнему считает, что источник и земля вокруг него принадлежат вам. Вы уверены, что Бенсон Хардинг был не в своем уме, когда проиграл участок моему прадеду.
Ширли кивнула, отложила недоеденное печенье и вытерла губы салфеткой.
– Мой отец умер глубоко несчастным человеком, – сказала она. – Пожар в отеле и некоторые более ранние события не просто разорили его, они сломили его морально и уничтожили физически. Разумеется, моим деду и бабке казалось, что он обошелся с нами – со мной – несправедливо. Откровенно сказать, они были просто в ярости.