* * *

Готовясь к поездке, я положила в чемодан две бутылки воды из источника. Всю дорогу Мэгги была очень возбуждена – они ни разу в жизни не ездила на поезде и без остановки болтала о том, что мы будем делать и что увидим, когда окажемся в Бостоне. Обедали мы в вагоне-ресторане – еще одно новое впечатление, хотя еда могла быть и получше, чем сэндвичи и жидкий чай.

– Как странно, мама, – сказала мне Мэгги, – мы так быстро мчимся и в то же время – сидим за столом и пьем чай, словно у себя дома!

Когда мы приехали в дом Констанс, Мэгги сразу же отправилась со своими кузинами в детскую, чтобы распаковать свои вещи и игрушки, а мы с сестрой сели в кухне, чтобы выпить по чашке чая с дороги. Не прошло и пятнадцати минут, как дочери Констанс примчались в кухню и сказали, что с Мэгги что-то не так. Мы с сестрой побежали в детскую. Моя дочь лежала на полу и тяжело, с хрипом дышала. Ногти и губы у нее посинели.

– Что с ней такое? – с тревогой спросила Констанс и нахмурилась. – У твоей девочки астма? Может, ее нужно отвезти в больницу?

– Нет, – сказала я, бросаясь к своим чемоданам. Достав бутылку с волшебной водой, я заставила Мэгги выпить несколько глотков.

– Что ты ей даешь? Это лекарство? – удивилась сестра, но я не ответила. Мэгги выпила уже почти полбутылки, но лучше ей не стало. Напротив, ее лицо заливала бледность, которая мне совсем не понравилась.

Мэгги могла умереть у меня на руках, и я приняла решение.

– Я должна увезти ее домой. Немедленно!

Благодаря расторопности Констанс, которая вызвала для нас такси, мы успели на тот же поезд, на котором приехали, только теперь он шел в обратную сторону. Всю дорогу Мэгги пластом лежала на диване в купе. Каждый вздох давался ей с огромным трудом. Кроме того, она дрожала, как от холода, но я понимала, что на самом деле моей крошке просто страшно. Очень страшно! Конечно, я старалась успокоить ее, как могла. Я гладила ее по головке, пела ей все песенки, которые знала, и, мысленно торопя поезд, без конца просила у Мэгги прощения за то, что потащила ее в Бостон.

– Не нужно нам было уезжать из Ласточкиного Гнезда, – снова и снова повторяла я, давая Мэгги отпить воды из второй бутылки, в которой оставалось уже меньше половины. – Там наш дом, там нам снова будет хорошо, вот увидишь!..

В Бранденбург мы прибыли вечером того же дня. Уилл, которому Констанс позвонила из Бостона, приехал за нами на станцию и отвез в Ласточкино Гнездо. Там, даже не заходя в дом, мы повели Мэгги к бассейну и окунули в воду.

– Ну как, маленькая моя, тебе лучше? – спрашивала я, плавая рядом с ней. Вода была чуть не ледяная, и я боялась, как бы меня не схватила судорога. Что касалось Мэгги, то она совсем не замечала холода, оживая буквально на глазах. Она плавала и резвилась в воде, как маленький дельфинчик, вернувшийся в родную стихию после того, как пролежал несколько часов на берегу. Вот она нырнула, набрала в рот воды и проглотила. Ее дыхание было свободным и глубоким, пальчики порозовели. Расшалившись, она брызнула на меня водой, и я рассмеялась от облегчения.