– Когда Дебби Паркер приходила к вам?

– Я посмотрел в базе на компьютере. Это было в октябре. Она прошла первичную консультацию, которая длится довольно долго, и один сеанс. Я думал, что она придет еще на три, но она так и не пришла.

– Она связалась с вами, чтобы объяснить почему?

– Нет. Но я не был сильно удивлен на самом деле.

– Почему?

– Мне показалось, что ей было не по себе. Что она нервничала, – он подумал о выражении на толстом, непривлекательном лице Дебби. – Некоторые люди просто не переносят иголок. Они не причиняют боли, люди просто боятся их. Они не могут расслабиться. Дебби была не жизнерадостной девушкой.

– Настолько не жизнерадостной, на ваш взгляд, чтобы покончить с жизнью?

Он замолчал.

– На этот вопрос всегда сложно ответить.

– Просто мнение. Иногда оно бывает важно.

– Тогда – с моей профессиональной точки зрения, да. Я думаю, она была как раз из тех молодых женщин, которые так делают.

Он посмотрел Фрее прямо в лицо, но оно ничего ему не сказало. Поверила ли она ему? Он не мог понять, и этот факт раздражал его.

– Она упоминала, что у нее есть суицидальные мысли?

– О нет. Ничего такого. Насколько я помню, она сказала, что иногда чувствует себя «немного грустно» – но такое говорят многие пациенты.

– Вы не думаете, что риск совершения ею самоубийства существовал уже тогда?

Он снова вздохнул и отрицательно покачал головой.

– Но вы же понимаете, почему я сейчас казню себя, да?

– У нас нет никаких причин предполагать, что Дебби отняла у себя жизнь – и что она вообще мертва.

– Не для протокола, вы разве не считаете, что это самое правдоподобное объяснение?

«Скажи мне, – думал он, уговаривая ее, – скажи мне, что ты думаешь, скажи мне, каким будет официальный вердикт полиции, скажи мне».