— Очень поздно. Когда отец уже давно умер, а я был женат. Мать умерла в семьдесят четвертом году, за шесть лет до смерти Фрэнсис Грей, хотя была значительно моложе ее. Она никогда не чувствовала себя здесь дома. И я думаю, что она так до конца и не пережила страшную смерть своего первого мужа. Брак с моим отцом был разумным решением, лучшим, что могла предпринять бедная эмигрантка. Они прекрасно ладили друг с другом, но ее сердце принадлежало погибшему мужу, а сердце отца… Он с детства любил Фрэнсис Грей — об этом даже написано в книге, — и так оставалось до самой его смерти.

Барбара кивнула.

— У матери был рак, и она знала, что ей осталось недолго. Мне был тогда тридцать один год. Я до сих пор не знаю, почему за три дня до смерти она поведала мне эту старую историю. Мать была католичкой; возможно, ей не хотелось уходить в вечность, будучи посвященной в тайну безнаказанного убийства. Может быть, ее признание было для нее своего рода исповедью… Но, несомненно, было бы лучше, если б она пригласила настоящего священника. — Он немного помолчал. — Я сказал Лоре, что мне все известно, только восемь лет спустя, — и она была в шоке от ужаса. Бедная старая перечница!.. Она наверняка никогда не подумала бы, что Маргарита откроет тайну своему никчемному сыну.

— А ты никчемный сын? — спросила Барбара.

Фернан подошел ближе.

— А как бы ты меня назвала?

— Я не так много знаю о тебе. — Она отступила на шаг. — Синтия рассказывала, что ты слишком много пьешь и жестоко обращаешься со своей женой. Та выглядела ужасно тогда, в магазине перед Рождеством. И я не знаю, соответствует ли понятие «никчемный» тому, что ты из себя представляешь.

— Подбери понятие, которое считаешь нужным.

— Несдержанный, — сказала Барбара, — вспыльчивый, брутальный…

Фернан сделал едва заметный ироничный поклон, но в его глазах появился настораживающий блеск.

— Большое спасибо за блестящую характеристику!

— Ты сам спросил.

— Но ты согласилась лечь в постель с несдержанным, вспыльчивым, брутальным мужчиной. И у меня создалось впечатление, что испытывала дьявольское наслаждение.

Барбара постаралась придать своему голосу жесткость.

— Давай не будем больше об этом говорить.

— Ага… Опять все как прежде. — Блеск в его глазах усилился. — Ты хотела бы знать, какой я тебя вижу? Тебе свойственны перфекционизм и сверхконтроль. Никто не должен заметить, сколько всего от толстой девочки, которую так часто обижали, еще в тебе таится.

— По крайней мере, я никому не причиняю вред.

— Никому. Кроме самой себя.

— Это мое дело.

Фернан взял в руку одну из ее длинных светлых прядей волос и пропустил через пальцы.