— Что, что ты говоришь, я не слышу?

— … мы отдохнем, мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим… — доносилось до него слабое причитание. Она разрыдалась.

— Да, Вера, да, все так и будет. Я тоже это помню, все так и будет — «и жизнь наша станет тихою, нежною, сладкою, как ласка…»

— … как ласка, — в прострации повторила она. Глядя куда-то в сторону невидящим взглядом, медленно, словно испорченная заводная кукла, Вера потянулась к рукоятке револьвера. Марк не шевелясь следил за движением ее руки; попытался перехватить оружие, когда она уже взвела курок. От грохота выстрела Вулшитер перестал храпеть.

Кровоточила легкая царапина с левой стороны живота, но Марк думал, что это кровоточит его сердце. Он поднял Веру на руки (она была в обмороке) и понес в медицинский отсек.

Здесь я ничего не сокращал, рассказ обрывался именно на этой сцене. Либо так и было задумано, либо часть текста была утеряна при пересылке. Энтони постарался изложить события так, чтобы никто ему не поверил. Не верил и я, но Плером… Снова Плером. Сейчас там Берх. Была ли его встреча с Абметовым случайной? Абметов тоже твердил про Плером, вернее, про Плерому, но разница невелика. Я еще не знал, насколько это может быть важным, но все же попросил нейросимулятор разыскать мне статьи о Плероме — не о звездной паре, а о настоящей, если так можно выразиться, Плероме. Статей о ней оказалась масса — исторических, философских, оккультных. Я начал с исторических, поскольку они понятнее. И сразу почувствовал, что нахожусь на правильном пути.

Я позвал Татьяну — она недавно вернулась из Университета, и чтобы не мешать мне сидела тихохонько в спальне.

— Ты звал? — спросила она.

— Звал, звал. Скажи, что ты знаешь про Плерому.

— Тебе про которую из них?

— Про…, — я заглянул в одну из статей, — гностическую.

— А зачем тебе?

Все как всегда — нет, чтобы просто ответить. Вообще-то, надо отдать ей должное — после возвращения с Оркуса Татьяна ни разу не напомнила мне об обещании «все рассказать, но попозже».

— Это имеет отношение к Абметову, — объяснил я, — ну так как, расскажешь ты мне «о кеноме и Плероме»?

— Ну смотри. Как ты уже наверное понял, понятие «Плерома», то есть «полнота», ввели гностики. Гностиками же называют адептов целого ряда религиозно-философских школ раннехристианской эпохи. Всех гностиков объединяло убеждение, что в нашем мире борются два начала — доброе и злое. Да и сам мир — тот который мы видим — плод некой коллизии между божествами, находящимися на разных ступенях божественной иерархии. Зло оказалось как бы зашитым в саму ткань мира. В первоначальном состоянии мир был един, потом раскололся и человечеству досталась худшая его часть — кенома. Про Плерому объяснить сложнее, поскольку ее никто никогда не видел. Условно говоря, Плерома — это место, где хоть мало-мальски сохранилось единство всего-всего, включая всякие божественные аспекты. Вот только слово «место» тут не очень-то уместно — в Плероме нет того, что мы называем пространством. И что самое приятное — там нет времени. В узком же смысле, Плерома объединяет в себе всю божественную иерархию, за исключением тех богов, кого выгнали за порчу Абсолюта — за создание кеномы, то есть. А во главе создания кеномы стоял злой бог по имени то ли Демиург, то ли Явал… Ялдал… в общем, не помню. У гностиков всяких богов и прочих архонтов — десятки, если не сотни. И один другого злее. Как из Единого Бога получилось несколько, да еще таких разных, мне, например, непонятно…