Южноафриканскому Союзу в качестве компенсации выделили подарок совершенно царский — эксклюзивное право на колонизацию. Правда, шуточка вышла в голубцовском стиле, потому что выделенная ЮАС планета оказалась той самой, что отдали для опытов Академии, уже налифтнувшей пару миллионов кейптаунцев. Само собой, южноафриканцы эмигрировать не стали. Вместо этого Манделабург наладил бойкую торговлю лицензиями на выезд. В результате на Габриэль отправлялись по большей части добровольные уезжанты, люди тертые, деловитые и хоть к какому-то занятию приспособленные. Институтских иммигранты недолюбливали, а те их — презирали.

И еще одно учреждение разместилось тут — Институт прекурсологии. Почему именно здесь — я не выяснил, но подозревал, что именно по той причине, что именно на Габриэле, да и во всей системе Адоны, никаких следов Предтеч найдено не было. Совсем. То ли в те эпохи, когда расцветали межзвездные империи инопланетян, хи Геркулеса располагалась намного выше галактической плоскости, то ли по какой-то иной причине, но ни одна дочеловеческая цивилизация не соизволила потоптаться по ее планетам. Выселить сюда институт, занятый изучением этих самых Предтеч, было крайне разумно: чтобы ученые мужи не повыдергали друг другу патлы, обсуждая, какой артефакт важнее — приснопамятный Памятник Кларку или вездесущие колоссы. Так на Габриэле появилась еще одна башня из слоновой кости, обитатели которой свысока посматривали на деловитую муравейную суету простых колонюг.

Такое вот общество и сложилось на пустынной планете и даже процветало каким-то образом в рамках экспортных квот. Настоящий пустынный Эдем, в котором завелся змей. Жалко, что меня зовут не Патрик, а то у меня был бы отличный шанс заделаться святым.

Так что вместо того, чтобы слушать, как скучный голос ведущего повествует об особенностях местного бытия, я принялся глядеть по сторонам.

Не знаю, что я надеялся увидеть. Поселения на Габриэле жались к источникам воды, к спускающимся в сухие ложа древних морей ледникам. На континентальных плоскогорьях даже лишайники не росли — марсианская пустыня иззавидуется. И хотя мы находились, по всей видимости, на бывшем шельфе, вблизи города, а значит — недалеко от моря, унылый пейзаж не нарушала ни травинка, ни кактус. Небо было неопределенного цвета; при попытке поднять взгляд кибер-контроллер закрывал мне зрачки, тревожа неслышным для окружающих алярменным воем. Наверное, оно было голубое, потому что над самым горизонтом плыла, искрясь, синеватая мгла — это ветер нес соляную пыль. Хотя по работе мне приходилось бывать на самых разных планетах — пожалуй, я обошел четверть Доминиона, — столь удручающего зрелища мне не попадалось даже на каторжном Аверне. Там низкое небо подметали древовидные лишайники, плескалась в лужах какая-то мелочь… Здесь — пусто. Мертвая пустыня умирающей планеты.