– Как бы это сказать? Что-то такое, чего быть не должно. Он смотрел на нас так, как смотрел бы работорговец на своих рабов. Годимся ли мы для некоей определенной цели. Постоянно высматривая в нас это. Пригодны ли мы будем для полета на планету Красного Солнца? Ренни, конечно, в первую очередь.
– Я думаю, у вас богатое воображение, Сети!
– А что бы вы сделали на моем месте? Ведь я даже не знаю, кто я такая.
– Вы то, чем сами себя считаете.
– Ой, Сэм, бросьте эти злосчастные банальности! Разве вы не видите, что от них никакого проку? В моем случае все не так, как у других. Я не просто девушка-сирота, которую вырастили приемные родители. Мой отец умер три с половиной тысячи лет тому назад.
Что и говорить – тяжелый случай.
– Я бы не знала, что желать, и в том случае, если бы мой отец был только египтянином, жившим почти четыре тысячи лет назад. Представьте себе это, если можете. Хотя я думаю, что никому, кроме Ренни и меня, незнакомо это чувство. Отец, который умер тысячи лет тому назад! И если бы проблема была только в этом… Но ведь отец к тому же еще неземной человек… и неясно даже, человек ли он вообще.
– Конечно же, человек) – Почему? Потому что он похож на нас? Обезьяны тоже похожи!
– Ваш… гм… отец по отношению к нам… обладал… несравненно более высоким интеллектом.
– Это мне ничего не говорит. Более высокий интеллект – еще не доказательство, что он человек. И, в конце концов, остается самый важный вопрос: кто такая, собственно, я.
Я опустил голову.
– Я появилась на свет в результате скрещивания неизвестного существа с человеком. Это, несомненно, свидетельствует о моей человеческой природе. Ведь общеизвестно, что животное и человек не могут иметь совместных потомков.
– Вот видите!
– Тем не менее, я не совсем человек. Посмотрите на мою голову, – и с этими словами она склонила голову, отведя рукой в сторону копну волос. – Как игральная кость, только намного больше.
Она, действительно, была такой.
– И ребра у меня, как тюремная решетка, и голосовых связок нет. Что вам еще надо? Я и человек, и не человек.
– Вы ведете себя совершенно как человек, – сказал я, улыбаясь в замешательстве.
– Конечно, меня же всему научили. Но я еще с детства с трепетом наблюдаю за собой, когда из меня временами рвется наружу нечто, несвойственное человеку. Нечто, чего я боюсь больше, чем кто бы то ни было…
– Что вы имеете в виду?
– Даже не знаю. Только когда я впервые увидела своего отца, то во мне возникла уверенность, что есть во мне что-то и от его генов, причем немало. И гены эти несут послание, послание неведомого мира. И что однажды… однажды… я буду вынуждена повиноваться этому посланию) – Вы видели вашего… отца?