А в остальное время все его агенты работают себе тихо, незаметно и выжидают удобного момента для атаки. И только тех, кто им явно мешает, они отстреливают — так же потихонечку, так же незаметненько, чужими руками. Почему-то им мешал Чистяков. Теперь мешаем мы с Ясенем, и нам об этом уже намекнули. Господи, какой апокалипсис я тут насочиняла!

Крошечными тычками, сдвигаясь каждый раз на два-три метра, я уже добралась до следующего светофора на Зеленых горах, у стадиона, и дальше как будто бы можно стало ехать, а не ползти.

Ну а если все действительно так, решила я вроде подвести черту, тогда на что надеяться, чего ради трепыхаться? Машку уже не вернуть, Машеньку — тоже. Изменить этот мир к лучшему явно не удастся, хотя, кажется, именно этим занимаются Дедушка и Сергей. Значит, смысл один — отомстить. Но кому? Что, если того Седого уже действительно нет в живых? Андропов это или не Андропов, молоденьким он быть никак не мог. Уже тогда, а прошло еще девять лет. В кого я буду палить из «магнума», то бишь из «тауруса»? В тайный иезуитский орден? Во всю многотысячную агентуру? Да будьте вы прокляты!

Такая вдруг тоска навалилась! И зачем только я Лешку домой отпустила! Как плохо сейчас одной в этой машине, в этом сумасшедшем потоке, в этом ужасном городе!..

А возле самого дома неожиданно выяснилось, что пока еще есть в кого палить из «магнума». Тоска улетучилась, не до нее как-то стало.

В переулке, перегородив одну полосу движения, стояли две милицейские машины и три черные «Волги». Много весьма обеспокоенных людей очень специального вида толклись около подъезда. Тротуар аккурат под окнами нашей квартиры был обильно усыпан битым стеклом, но я еще не успела поднять голову, чтобы уточнить, у нас ли вылетели стекла, когда меня увидел Рома из группы Ивлева и чуть не закричал:

— Татьяна! Ну; слава Богу! Сергей Николаевич уже чуть Лешку не уволил. А мы вам звонили. Вы что, отключили в машине связь?

— Да. Мне надо было подумать, чтобы никто не отвлекал.

— Вы так не делайте больше.

— Да что, что случилось-то?!

— Кто-то бросил гранату в вашу квартиру. «Лимонку». Его видели… тут же напротив отделение милиции… на машине… на другой стороне улицы… дверь сломали… под нашим контролем… обошлось без пожара…

— Без чего обошлось? — переспросила я. Я его очень плохо слышала.

— Пожар не начался, слава Богу.

— А-а-а…

На меня вдруг накатило. Очень серьезно. Бывало и раньше. После Афгана это у многих бывает. Глюки. Но так как в тот раз, случилось впервые. Видела я все вокруг довольно четко, но это была четкость утреннего сна за какие-нибудь секунды до пробуждения. Глаза не открываешь, не хочется, а звуки реального мира настойчиво входят в твой сон и вытесняют его, выдавливают. Рома разговаривал со мной, но был уже где-то далеко, голос его звучал все тише, все отрывочнее, а вот нарастающий гул тяжелого бомбардировщика был здесь, рядом, почти над головой, и эхо близких разрывов осатанело металось между скал, а еще был крик человека, долго-долго падающего с уступа горы в пропасть.