В общем, я испробовала на себе всякие муки ихнего ада, однако, далеко не пройдя всего, что там полагалось, скакнула-таки на третий уровень, прямо на глазах у восхищенной публики. Вот уж они не ожидали. Я бы и на четвертый ушла, но тут у них что-то схлопнулось, и Владыки эти мне сказали: «Дуй назад». И разрешили самой выбрать дату возвращения на Землю, хотя я ещё не была независимой от времени — только от пространства. А я сказала: «К нему. К нему за сутки до смерти». Они все ахнули от такой просьбы: неможно это — предсказывать чью-то смерть Но был среди них один — Избранный Владыка. Он улыбнулся и спросил: «Чьей смерти?» А я сказала: «Нашей!» Как будто знала. Ни черта я тогда ещё не знала. Но Избранный знал и почувствовал во мне нечто. Силу невиданную почувствовал. А я… мысли его читала, что ли? Вообще-то не знаю, можно ли читать мысли Избранных? Да и какая разница?!

Они отправили меня.

В лесу хорошо было, тихо так. Даже птички какие-то пели. Только от опаленных адским пламенем деревьев запах шел очень грустный, как поздней осенью, когда по московским дворам сжигают опавшую листву.

Я вышла на шоссе и тормознула машину. Был жаркий и дождливый июнь девяносто первого года.

Я ваших академиев не кончала, поэтому не знаю, вели меня от самого леса или сели на хвост позже, когда Давида стала искать. Я ведь, дура, и не удосужилась узнать, где теперь Давид, чем занимается, как искать его. Чуть было не позвонила кому-то из общих знакомых. («Здрасте, это Аня Неверова…») В последний момент хватило ума придумать имя и легенду. Двушку собиралась выклянчить, но повезло — нашла на асфальте. Да еще, по счастью, автомат не проглотил её, а подарил мне разговор на халяву. «Аркадий?» «Да». «Это Ленка из Барвихи». «Какая Ленка?» «Ну, ты меня не помнишь, наверное. Ши-зовали вместе лет пять назад. С вами ещё приезжал такой парень с редким именем Давид, кажется, твой одноклассник». «А-а, Давид, был такой. Ну и что?» «Мне нужен его телефон. Ты не знаешь?» «Я — нет. Витьке Голубеву позвони».

Витьки не оказалось дома.

То и дело начинался дождь. Я шаталась по Москве, балдея от происшедших изменений: ларьки, магазины, иномарки, вывески, рекламы. Пообедала в кооперативном кафе на Покровке, то есть тогда ещё улице Чернышевского, красиво пообедала, с французским шампанским, рублей на триста. И ещё взяла у них с собой бутылку роскошного ликера «Адвокат» Я ведь воплотилась такой, какой была в восемьдесят третьем, — все: и прическа, и одежда, и сумочка с деньгами, лекарствами и редчайшей по тогдашним временам игрушкой — газовым баллончиком для самообороны. Баллончик не понадобился, а вот деньги — безусловно. Правда, вечером в «Людмиле» получилась забавная история. Я стала платить за сигареты и протянула кассирше полтинник. «Что вы мне даете, милочка?» «Я вам даю пятьдесят рублей». «Это не пятьдесят рублей, их ещё в январе обменяли». «Ах, извините, я почти год была за границей». «За границей, за границей… Радио надо слушать!» Слава Богу, у меня ещё оставались четвертаки и червонцы.